– И что же это значит? – спросил Роджер.
– Это значит, что я сейчас уезжаю.
– Куда?
– В дом на холмах, Бурее, Суффолк.
– Она там?
– Если, верить письму.
Святой передал ему письмо, и Конвей прочел слова, нацарапанные между строчками письма: «...Девушка помещена в укромное место в Суффолке... Бурее... дом на холме, находящийся достаточно далеко от деревни, чтобы не волноваться... на этот раз ошибки не будет...»
Конвей возвратил письмо:
– Я поеду с тобой.
Святой покачал головой:
– Извини, сынок, но тебе придется остаться здесь и присмотреть за нашим зверинцем.
– А если что-то пойдет не так, Саймон?
Святой посмотрел на свои часы. Они по-прежнему стояли. Он завел их и поставил стрелки по каминным часам.
– Я вернусь, – сказал он, – до четырех часов завтрашнего утра. Это с учетом возможного прокола шины, аварии и тому подобного. Если меня к этому времени не будет, застрели птичек и отправляйся на поиски.
Рассуждения Святого прервал скрипучий голос Мариуса:
– Вы хотите выставить себя дураком, Темплер? Вы же понимаете, что мои люди в Буресе получили приказание уничтожить заложницу в случае нападения или другой крайней необходимости.
Саймон Темплер подошел к креслу, посмотрел на Мариуса сверху вниз и сказал:
– Я допускаю это. У меня просто слезы льются при мысли о том, какой вы плохой генерал, Мариус. Надеюсь, вы понимаете, что если такое случится, то вы лишитесь первого и единственного средства угрожать мне? Но это лишь половина слабости в вашей блестящей схеме. Другая половина состоит в том, что вы будете молиться, чтобы я выиграл. Молиться, чтобы я победил, Мариус, молиться так, как вы еще не молились за всю свою мерзкую жизнь! Если я проиграю, то вернусь сюда и убью вас самым жестоким способом, который сумею изобрести. Это точно.
Он круто повернулся, хладнокровный, спокойный, решительный, и пошел к двери, словно намеревался прогуляться недолго по улице и вернуться. У двери он остановился, внимательно посмотрел на Мариуса и улыбнулся Роджеру.
– Удачи, старина! – пожелал тот.
– Риск, схватка и внезапная смерть, – негромко произнес Святой и добавил: – Будь осторожен. – Никогда его ослепительная улыбка не была прекраснее.