Лучше бы не встречаться с неведомым существом, которое между тем стремительно приближалось. Тем более что Герману было уже ясно, в каком направлении нужно двигаться. Суетливо ощупывая пространство перед собой, он стал перемещаться в сторону от пути, по которому, очевидно, намеревалось прошествовать неизвестно что. Был бы он в воздухе, сказал бы, что уходит с траверса, но, находясь в такой нелепой позе – изображая в лучшем случае луноход, – он, естественно, подумал приземленнее.
Первая по-настоящему яркая вспышка ударила по глазам в тот момент, когда Герман, по его расчетам, прополз уже метра два. Свет, правда тут же погасший, был настолько силен, что Герман невольно закрыл глаза и вытер тыльной стороной ладони выступившую слезу. Ему не удалось ничего увидеть, но само то, что зрение вернулось настолько, что приходится смежать веки, чтобы свет не слепил, радовало его несказанно. Теперь бы еще избавиться от…
Додумать он не успел – от новой вспышки глазам стало больно даже сквозь опущенные веки. И чем ближе был грохот, тем чаще становились вспышки. Майор почувствовал, что надо уходить с дороги поскорее. Он рванул вперед… и тут же был наказан. Все-таки бегать на четвереньках не слишком удобно. Наступив коленом на собственные же пальцы, Герман повалился ничком и больно ударился лбом обо что-то твердое.
Пощупав здоровенную шишку на лбу – и когда только вырасти успела, – Герман провел рукой по преграде. Это была… стена? По крайней мере, в том месте, где он находился, без сомнения! Гладкая, словно бы отполированная, холодная. Но это дойдет до Германа позже, а сейчас он, по глупости открыв глаза, как раз когда вспыхнул ослепительный свет, просто прижался к стене, моля Бога, чтобы все это поскорее кончилось и то неведомое, что несется на него, прошло мимо.
Это неведомое приближалось. Герман больше не осмеливался открывать глаза, все равно ведь, смотри не смотри, ничего не увидишь. Лучше глаза поберечь. И все же он не вытерпел – в тот момент, когда, по его расчетам, до чудовища оставалось метров десять, он, тщательно прищурившись, повернулся к нему лицом. Вспышки были такие короткие, что рассмотреть что-то было почти невозможно – это все равно что пытаться разглядеть лицо фотографа в тот момент, когда он включает фотовспышку. И все-таки Герман увидел… увидел, как что-то огромное, пышущее тяжелым горячим дыханием поравнялось с ним и, едва не задев, пронеслось дальше. Те же вспышки, тот же грохот, но теперь в другом конце коридора… Коридора? Коридора?!!!
– Загидат! – Курбан повернул голову в сторону открытой двери веранды. – Загидат!