Вот из какого арсенала Бучинскпй извлек свое оружие. По несчастью, оно оказалось не совсем пригодным, чтобы сразить Рангони. Представитель святого престола никак не мог отрешиться от классического представления об императоре, как о прирожденном покровителе церкви, получающем венец свой из рук папы. Поэтому никогда и не возникало серьезного вопроса о том, чтобы возложить на плечи Дмитрия императорскую порфиру. Другое дело титул короля или царя: он был не так недоступен. И Рангони, хорошо знавший двор Сигизмунда, сделал несколько попыток позондировать здесь почву. Но король был слишком неподатлив. Иногда он как будто и колебался; однако решение вопроса он неизменно откладывал до сейма, не желая посягать на его права.
Разрешения, испрашиваемые для Марины, беспокоили нунция еще больше, нежели громкие титулы Дмитрия. Уступки на этой почве были, казалось, невозможны; однако и лишняя строгость представлялась неуместной. Как выйти из затруднения? Рангони становился на защиту религиозной свободы; он указывал на прецеденты, ссылался на брак княжны Софьи с Василием I. Но какое же заключение вытекало из всех этих аргументов? Наконец, нунций принужден был признать себя некомпетентным. Ему оставалось лишь положиться на благоразумие царя и решение папы.
Уклончивые заявления нунция пришли в Москву очень поздно. Ответ Рангони на письмо от 15 ноября 1605 г. помечен 3 февраля 1606. Между тем Дмитрий уже вступил в прямые сношения с Павлом V. Еще в первые свои свидания с Рангони он толковал о чрезвычайном посольстве в Риме; впрочем, потом он согласен был примириться и с более скромной формой. В день венчания на царство иезуитам было сообщено, что один из них будет отправлен в Рим. К этому известию они отнеслись довольно сдержанно. Целые месяцы протекли затем в полном молчании, и можно было подумать, что проект канул в воду. Не тут-то было. Если царь и не прочь был забыть о соединении церквей, он отнюдь не оставлял мысли об образовании антиоттоманской лиги. Это дало бы ему возможность сыграть в Европе известную роль. Об этом-то плане, вышедшем отчасти из моды на Западе и положенном под спуд, и желал он беседовать с папой устами посла. Роль такого посредника выпала на долю отца Андрея, этого неисправимого оптимиста, чуждого всяких сомнений. Он выехал из Москвы в первых числах января 1606 г., снабженный латинскими инструкциями с подписью на видном месте: Demetrius Imperator. Приводим содержание этого документа.
«Наставление, данное для памяти отцу Андрею Лавицкому, члену братства Иисуса, для святейшего владыки государя Павла V, первосвященника, 18 декабря 1605 г.