- В чем дело? - выдохнула Алиса. - В чем дело? - повторила она.
Я вскочил, и он исчез в темноте.
- Ты видела?
- Нет, - ответила она, разглаживая юбку нервными движениями. - Я никого не заметила.
- Он стоял вот здесь. Подсматривал. Совсем близко.
- Чарли, куда ты?
- Он не мог убежать далеко.
- Успокойся, Чарли. Это ничего не значит.
Для нее, может, и не значит…
Спотыкаясь о чьи-то ноги, я бросился в темноту, но, конечно, никого не нашел.
Чем больше я думал о нем, тем сильнее становилось тошнотворное ощущение, за которым обычно следует обморок. Я постарался взять себя в руки и вернулся к Алисе.
- Догнал?
- Нет, но он был здесь. Я видел его!
Она как-то странно посмотрела на меня:
- Тебе плохо?
- Какое-то жужжание в голове… Скоро пройдет.
- Пойдем отсюда.
Пока мы добирались до ее дома, у меня не выходил из головы этот парень и то, что на секунду я увидел нас его глазами.
- Хочешь зайти ко мне? Я сварю кофе. Конечно, я хотел, но что-то удержало меня.
- Лучше не надо. Мне нужно еще кое над чем поработать.
- Чарли, неужели я сказала или сделала что-нибудь не так?
- Не в этом дело. Тот парень… Он совсем выбил меня из колеи.
Алиса стояла вплотную ко мне и ждала поцелуя. Я обнял ее, но тут же все началось снова. Если я не убегу сию же минуту, то хлопнусь в обморок прямо на ступеньках.
- Чарли, ты совсем больной.
- Ты видела его, Алиса? Только не обманывай меня.
Она покачала головой.
- Нет. Было слишком темно. Но я уверена…
- Мне пора идти. Я позвоню тебе. - И не дав ей прийти в себя, я выскочил из подъезда.
Я почти уверен, что все случившееся было не чем иным, как галлюцинацией. Доктор Штраус полагает, что эмоционально я еще не вышел из того возраста, когда близость к женщине или мысли о сексе вызывают не только волнение и панику, но даже галлюцинации. Необычайно быстрое умственное развитие обмануло меня, заставило поверить, что я могу жить нормальной эмоциональной жизнью. Нельзя не признать, что последние события достаточно ясно показали мою неподготовленность к полноценному общению с женщиной типа Алисы Кинниан.
20 мая.
Меня выгнали из пекарни. Понимаю, что глупо цепляться за прошлое, но что-то родное было в ее стенах из белого кирпича, обожженных жаром печей… - Она была мне домом.
За что они так ненавидят меня?
Мне не в чем винить Доннера. Он должен думать о своем предприятии, о других рабочих. И все же… Он был мне больше чем отцом.
Он вызвал меня к себе в кабинет, усадил в единственное кресло, стоявшее рядом с его древним столом, и, глядя в сторону, сказал:
- Мне нужно поговорить с тобой, Чарли. Ни к чему откладывать… Твой дядя Герман был моим лучшим другом, и я обещал ему, что как бы ни шли мои дела, у тебя всегда будет работа, доллар в кармане и крыша над головой…