– Хорошо… – Шатов искоса поглядел на дверь кабинета Дмитрия Петровича, – вы не в курсе, через сколько минут у меня встреча с талантливыми отроками?
– С нами? Часов через пять-шесть. А с младшими – через два часа, – Светлана улыбнулась. – Да вы не бойтесь, у нас в Школе приезжих не обижают.
– Ага, – кивнул Шатов, – у вас обижают своих, чтобы чужие, соответственно, боялись.
Светлана еще раз молча улыбнулась и стала собирать со стола тарелки.
– Так где мы сможем поговорить? – Шатов встал, чтобы не мешать работе.
– Вы сейчас к себе пойдете? – во взгляде Светланы что-то скользнуло, что-то такое, что Шатов смог заметить, но не успел распознать.
– К себе.
– Тогда я зайду к вам, – снова взгляд, на этот раз не такой быстрый.
Интерес в нем мелькнул, или ожидание… Во всяком случае, не обещание, оборвал свои мысли на эту скользкую тему Шатов и вышел из дому.
Попытаемся немного попланировать. Не в том смысле, что пролететь, используя потоки воздуха, а в том, чтобы составить хоть что-то, похожее на план. На маленький планчик. Маленький, но хоть какой-нибудь. Хоть какой…
Шатов сплюнул и поднялся на свое крыльцо. Оглянулся на сочную зеленую траву, спустился и несколько раз прошел по ней, шаркая ногами, приминая и вырывая травинки.
И пусть меня расстреляют «зеленые». Это у них болит голова о сохранении природы, а у Шатова задача несколько уже – сохранить, на сколько это возможно, психику от необратимых изменений. Трава – это зарубка. На память. Если завтра снова что-то произойдет с памятью Шатова, то…
Кстати, неплохая идея. Шатов вошел в дом, чуть притормозил в сенях, оглядываясь по сторонам. Вот взять, например, и чего-нибудь накалякать на стене краской. Или, хотя бы, зубной пастой. Еще опыт пионерских лагерей подсказывал, что засохшая зубная паста отмывается плохо.
Мысль была настолько соблазнительной, что Шатов с минуту обдумывал ее, прежде чем покрутил пальцем у виска. Не хватало только, чтобы ему сделали замечание по поводу хулиганства. Действовать нужно тоньше. Например…
Шатов осторожно обвел взглядом стены комнаты. Ему уже начинают мерещиться скрытые камеры и магнитофоны. Фигня, какие камеры и какие магнитофоны? Жрать самогона нужно меньше.
Вяло прикрикнул, подумал Шатов, нужно жестче. Не может тут быть камер и микрофонов. Не может! Не накручивай себя, не то совсем с ума сойдешь!
Уже лучше, значительно лучше. Теперь – матом. А потом…
Но дурацкое чувство не проходило. Шатов осторожно прошел по комнате и сел на тахту. Ну и что из того, что камер наблюдения быть не может? Будем представлять себе, что они есть. И поведение всех местных аборигенов рассматривать, как подозрительное и умышленное. Против Шатова. До тех пор, пока не удастся хоть как-то закрепиться в реальности. Во всяком случае, понять, что именно с ним произошло на самом деле, а что – только примерещилось под действием… Какая разница, под действием чего?