Сима и сама обожала танцы и сопротивлялась только для вида. Прямо с балкона она пошла в комнату особым шагом, изображая руками, будто большие пальцы лежат в проймах еврейской жилетки. Полная, крупная Симона в танце двигаась с необыкновенной легкостью и грацией. С убыстрением мелодии она летала по комнате все с большей энергией и азартом. Вслед за ней черной тучей вились распущенные волосы с вплетенными в них кожаными ремешками, звенели браслеты и цепочки, цокали каблучки туфель. Вся она была порыв, чувственность и страсть. Когда Сима крикнула: «А теперь все ко мне!» – русские гости Ирины Гришмановской бросились в «Семь сорок» с головой и с тем темпераментом, с каким обычно пляшут «Барыню» или «Цыганочку». Татьяна продолжала стоять у балкона, восхищаясь подругой.
– Хороша Симона Иосифовна, ничего не скажешь! – раздался рядом с ней мужской голос.
Татьяна вздрогнула и повернула на голос голову. Рядом с ней стоял Олег Дунаев.
– Да, она молодец, – поддержала разговор Татьяна. – У нее здорово получается! Как ни у кого!
– А почему вы не в общем круге? – спросил Дунаев.
– А вы? – вопросом на вопрос ответила она.
– У меня темперамента не хватает на такие танцы.
– У меня, пожалуй, тоже…
– А на какой-нибудь медленный хватит? – Олег спросил в пространство, не поворачивая головы к Татьяне.
– Наверно, хватит, – в то же пространство ответила она.
– Тогда считайте, что я пригласил вас на первый же медленный танец, – глухо сказал Дунаев, посмотрел наконец ей в глаза, улыбнулся и отошел в сторону.
Татьяне немедленно захотелось убежать и спрятаться в какую-нибудь узкую длинную нору, чтобы ее никто не мог оттуда достать, даже специально предусмотренная для этих целей собака-такса. Она лукавила, когда говорила, что не замечает взглядов Олега. Да что там лукавила… Она самым натуральным образом врала. Взгляд Дунаева доставал ее везде, накрывал, как сачок бабочку. А бабочка сама летела к ловцу. Гораздо чаще, чем было необходимо, Татьяна ходила в тот угол конструкторского зала, где стоял шкаф с канцелярскими принадлежностями и ватманом. В ее столе уже скопились целые залежи карандашей, резинок, разного размера форматок и даже два абсолютно ненужных ей степлера, но она все равно ходила и ходила к шкафу за новыми канцтоварами, чтобы лишний раз оказаться рядом с кульманом Олега. Она никогда не поворачивала к нему головы, но боковым зрением всегда отмечала, что он провожает ее глазами. Олег Дунаев совершенно не тянул на мачо. Он был чуть выше среднего роста и слегка сутул. Его волосы не набегали темными спутанными прядями на лицо, потому что были светло-русыми и очень коротко постриженными. Сексуальную трехдневную щетину он тоже не носил, а брился очень качественно, на совесть. Одевался Олег Дунаев весьма скромно и обыкновенно, как все: в джинсы, клетчатые рубашки и безликие джемпера. Турецкую кожаную куртку застегивал всегда до самой шеи, носил шарф в полоску и фетровую черную кепку. На его плече всегда болталась сумка на длинном ремешке, из которой торчал крючок ручки зонта. Главным же его отличием от мачо было то, что он имел семью. Татьяна, конечно, не очень четко представляла, как живут мачо на своей исторической родине, но ей казалось, что быть женатыми им совершенно не к лицу. Олег работал в конструкторском бюро уже третий год, но его жену Татьяна никогда не видела. Дунаев редко посещал культурно-развлекательные мероприятия, которые по старой совковой привычке еще устраивало своим сотрудникам руководство бюро, а если и посещал, то всегда без жены. Он не приводил ее ни на новогодние вечера, ни на посвященные Восьмому марта и не брал с собой, когда сотрудники КБ вместе ездили на экскурсию в Новгород, ходили в театры или на выставки. Эдакая жена-фантом, женщина-мираж… И все-таки она у Олега была, главным доказательством чему являлось тоненькое золотое колечко на безымянном пальце его правой руки. Конечно, по КБ ползали всякие слухи, что жена его чуть ли не алкоголичка или наркоманка, но Таня почему-то в это не очень верила.