– Матушка, но ведь это запрещено. Что скажут, если узнают об этом? Случалось, что на монахинь налагали епитимью и за меньшие провинности. В монастыре святой Марии одна монахиня вошла ночью в келью к другой, к своей закадычной подруге, и не могу вам даже передать, как о ней дурно отзывались. Духовник несколько раз меня спрашивал, не предлагал ли мне кто-нибудь ночевать со мной, и строго запретил допускать это. Я рассказала ему о том, как вы ласкали меня-я ведь ничего дурного в этом не вижу, – но он совсем другого мнения. Не понимаю, как я могла забыть его наставления; я твердо решила поговорить с вами об этом.
– Друг мой, – сказала она, – все спят, и никто не узнает. Я награждаю, я и наказываю, и, что бы ни говорил духовник, я не вижу дурного в том, что подруга пускает к себе подругу, которую охватило беспокойство, которая проснулась и ночью, несмотря на холод, пришла узнать, не грозит ли опасность ее милочке. Сюзанна, разве вам в родительском доме не приходилось спать вместе с одной из ваших сестер?
– Нет, никогда.
– Если бы явилась такая необходимость, разве вы бы не сделали этого без всяких угрызений совести? Если бы ваша сестра, встревоженная, дрожащая от холода, попросила местечко рядом с вами, неужели вы бы отказали ей в этом?
– Думаю, что нет.
– А разве я не ваша матушка?
– Да, конечно; но это запрещено.
– Дорогой друг, я это запрещаю другим, вам же я это разрешаю и об этом прошу, Я только минутку погреюсь и уйду. Дайте мне руку.
Я дала ей руку.
– Вот, потрогайте-я дрожу, меня знобит. Я вся заледенела.
И это была сущая правда.
– Ах, матушка, да вы заболеете. Подождите, я отодвинусь на край кровати, а вы ляжете в тепло.
Я примостилась сбоку, приподняла одеяло, и она легла на мое место. Как ей было плохо! Ее всю трясло, как в лихорадке. Она хотела мне что-то сказать, хотела придвинуться, но язык повиновался ей с трудом, она не могла шевельнуться.
– Сюзанна, – прошептала она, – друг мой, придвиньтесь ко мне.
Она протянула руки. Я повернулась к ней спиной, она обняла меня и привлекла к себе; правую руку она подсунула снизу, левую положила на меня.
– Я вся закоченела, мне так холодно, что я не хочу прикоснуться к вам; боюсь, что вам это будет неприятно.
– Не бойтесь, матушка.
Она тотчас положила одну руку мне на грудь, а другой обвила мою талию. Ее ступни были под моими ступнями; я растирала их ногами, чтобы согреть, а матушка говорила мне:
– Ax, дружок мой, видите, как скоро согрелись мои ноги, потому что они тесно прижаты к вашим ногам.
– Но что же мешает вам, матушка, таким же образом всей согреться?