Я зябко перебираю плечами и чувствую себя очень неуютно.
«Товарищ полковник, а там попроще ничего нет…?» – слабым голосом выговариваю я. – «Я, знаете, недавно контужен был…» «Тут не лавочка. Ассортимент ограничен», – лицо полковника мгновенно меняется, становится холодным и жестким. Ему жалко потраченного на меня времени.
«Одно из двух: или японское отделение или Вы отправляетесь, откуда прибыли. Вопрос исчерпан! Даю Вам два часа на размышление…» «Полковник в Ленинграде угрожает мне, если вернусь, Трибуналом, а здесь – пожизненная каторга на японском языке. Попал, кажется, ты Климов в клещи?!» – мелькают в моей голове обрывки мыслей.
Когда я выхожу из кабинета Начальника Учебной Части, меня обступает оживленная группа моих новых знакомых. Все интересуйся результатом столь долгой аудиенции:
«Ну, как? Куда попал? На Западный?» – слышится со всех сторон.
«Банзай!» – отвечаю я уныло.
Все на мгновение замирают, потом разражаются диким хохотом. Для них это звучит анекдотом, для меня – драмой.
«Знаешь сколько у них в алфавите знаков?» – сочувственно спрашивает один. – «Шестьдесят четыре тысячи! Культурный японец знает около половины… Оттого они все очки носят».
«За последний год здесь было три самоубийства», – любезно информирует меня другой. – «Все в японском отделении. Совсем недавно один под трамвай бросился».
Да, видно не даром полковник интересовался моей усидчивостью. На лбу у меня выступает пот. Пески и болота Ленинградского фронта неожиданно кажутся мне такими родными и близкими. Лучше фронт, чем шестьдесят четыре тысячи иероглифов.
Окружающим меня офицерам моя растерянность доставляет явное удовольствие. Один из них тянет меня за рукав:
«Пойдём! Я тебе японцев покажу».
Перед тем как войти, мой спутник стучит в дверь и вопросительным тоном громко кричит: «Мужчины?» Из-за двери раздаётся сиплый бас: «Заходи!» На ближайшей к двери кровати сидит, скрестив ноги, встрёпанное существо в роговых очках и в нижнем белье. Существо не обращает на нас ни малейшего внимания и продолжает шептать какие-то заклинания, одновременно чертя пальцем в воздухе загадочные знаки. В комнате несколько человек. Все они находятся в различных степенях того же буддийского транса и сверкают голым телом и нижним бельём. Недаром мой спутник предусмотрительно вопрошал за дверью.
«Вот можешь полюбоваться твоими будущими коллегами», – радостно сообщает мой проводник. – «Это кладезь мудрости нашей Академии. Между прочим, все они припадочные. Будь осторожен!» Смуглый худощавый лейтенант за столом у окна, – единственный, на ком сохранились погоны, – вывернув локоть и зажав вертикально между пальцев ручку с пером рандо, старательно выводит на бумаге затейливые рисунки.