«Хочешь, я расскажу тебе историю одной чистой любви?» – спрашиваю я.
«Если там есть что-нибудь такое…» – Женя просительно смотрит на меня. – «То лучше не говори».
«Нет, там не было абсолютно ничего. Даже ни одного поцелуя», – говорю я. – «Вот ты сейчас заговорила о женщинах. Грязные душонки рассказывают истории о фронте. О женщинах на фронте. А я на фронте узнал другое – величие души женщины. Девушка в серой шинели! Да я бы эти слова золотом по мрамору выбил…» Слова раздаются неестественно громко в тишине полумрака. Я дрожащими пальцами глажу каштановые волосы Жени, чтобы успокоить себя.
«Когда солдат истекает кровью – это одно» – говорю я, не слыша своего голоса. – Но когда этого солдата несет на руках женщина – это другое…» «Когда я был ранен, то меня привезли из медсанбата в стационарный госпиталь», – говорю я. – «Как в бреду – среди ночи приёмка раненых, все кругом качается. Куда-то несут на носилках, укрыв с головой одеялом.
Очнулся я в рентген-кабинете. Яркий свет. Представляешь себе – голый, обезображенный, самому смотреть противно. Я лежу на столе, а надо мной склонилась девушка – медсестра.
Вижу только темно-русую голову. Косы заплетены вокруг головы открытый затылок и нежная кожа на шее. Когда она начала переворачивать меня, я увидел её лицо. Глаза большие, голубые, и чистый лоб.
Она осторожно переворачивает меня. Я тяжёлый, трудно ей, бедняжке. Ведь среди ночи, не спит… Заскрипел зубами – стараюсь сам перевернуться и не могу. Слезы от обиды выступают».
Женя слушает, затаив дыхание.
«И тут она на меня посмотрела», – продолжаю я. – «Наверно никто так не угадывал мысли друг друга, как мы по этому взгляду. Никогда ещё женщина не казалась мне такой красивой. Ведь я был только одним из тысяч грязных окровавленных существ, а она так заботилась обо мне. Я тогда хотел поблагодарить её этим взглядом…» «Только, ради Бога, не кончай плохо», – шепчет Женя, трепеща всем телом. – «Как бы я хотела быть на её месте!» «Потом я лежал в госпитале три месяца. Когда уже ходил, то как-то разговорился с сестрой нашей палаты Тамарой. Жаловался ей на тоску – выл как собака на луну. Затем случайно вспомнил сестру из рентген-кабинета.
«А, это Вера!» – говорит та.
Через несколько дней Тамара снова подходит ко мне: «Вера хочет тебя видеть. Можешь встретить её в клубе», – потом недоуменно добавляет. – «Зачем это ты ей понадобился?» Женя широко открытыми глазами смотрит куда-то в даль.
«Раненым в клуб ходить запрещалось. Одежда у всех отобрана – только белье да халаты. Но мы так делали: у одного под матрасом сапоги, у другого – брюки, у третьего гимнастерка. Ну, по очереди и ходили», – рассказываю я дальше, вспоминая эвакогоспиталь ЭГ-1002. – «Перед концертом в фойе играет оркестр.