. В монастыре всю ночь бил колокол, поэтому тело всплыло почти сразу.
– Благословите, ваше Преосвященство, вызвать милицию? – немного успокоившись, попросил Нектарий. – Ведь никто из наших не виноват в происшествии.
– Не благословляю. Мы не имеем права бросать и малой тени на монастырь. Обитель и так в осаде прессы. Милиция, допросы... Писаки, как псы, вцепятся. А нам наше дело завалить нельзя...
Нектарий молчал. Перед его внутренним взором рушились и сдвигались горы и источники вод пенились кровью.
– ...За порядком в монастыре следишь не строго, – вернул его к действительности голос владыки Валерия.
Он выговаривал настоятелю по-отечески мягко, как-никак, теперь они были соучастники, и это сближало их.
– Сколько у тебя доверенных людей из братии?
– Двенадцать, – едва слышно ответил отец Нектарий.
– Мало... А бездельничают твои монахи много. Вчера иду по галерее, слышу – гогот! Послушники и трудники сбились в табун и анекдоты травят: между прочим, про церковное начальство!
– Не может быть.
– Может, еще как может.
– Что-нибудь непристойное?
– Гораздо хуже, вот, послушай: «Один строгой жизни монах почил в Бозе и вскоре прибыл в рай, где шли пышные приготовления. Все было в радостном ожидании, и монах невольно смутился.
– Спаси Бог, святой Петр, но я не достоин такого приема, – робко признается монах святому Петру.
– По правде говоря, – отвечал святой Петр, – этот прием не для тебя. Мы готовимся встретить одного епископа.
– Понимаю, – грустно ответил монах, – это вопрос иерархии...
– Это вопрос редкости! Оглянись, монахов здесь – тысячи, а вот епископы к нам попадают чрезвычайно редко...»
Меня увидели, онемели, потупились, ждут, что будет. А все твой Богованя монахов баламутит. Как-то спрашиваю у него, как найти келаря, а он отвечает:
– Отец Порфирий сейчас на скотне. Вы его легко узнаете по скуфейке.
– Так вы, должно быть, наказали весельчаков? – немного оживился настоятель.
– Плохо ты меня знаешь, отец Нектарий. На притчу о достойном иноке я ответил притчей о дурном: «Жил в монастыре монах, который справедливо считался позором для всей братии. Он был ленив, болтлив, к тому же закоренелый пьяница, и когда он в свой строк отошел ко Господу, монастырская братия невольно вздохнула с облегчением. Прошло некоторое время, и вот отцу игумену снится сон, где этот известный грешник блаженствует в раю с праведниками.
– Ты здесь? А мы-то считали тебя самим пропащим! – изумился игумен.
– Конечно, житие мое не было примером, – со вздохом признал монах. – Но за всю свою жизнь я ни разу никого не осудил...»