Отогнав эти мысли, Скрябин вернулся к работе:
– Когда с ним можно поговорить?
– Можно сейчас. Но лучше, конечно, вечером.
– Что, Петр Олегович изволят почивать?
– Петр Олегыч изволят трудиться. Танк делают. Т-90.
– Хм, это как? Для побега?
– Для армии. У нас договор с танковым заводом, уже два года. Иностранцы шум подняли: «В России опять используют труд заключенных». А на самом деле они, – хозяин кабинет кивнул на окно, – только рады. И при деле, и кое-что зарабатывают… Ну так что, зовем сейчас?
Скрябин утвердительно кивнул, и замначальника снял рубку внутреннего телефона. Отдав распоряжение, он еще минут двадцать посидел со Скрябиным, а потом запер сейф и поднялся из-за стола:
– Беседуйте, не буду вам мешать. Если хочешь, можешь кофе его угостить. И бутербродами – я сейчас скажу, чтобы их принесли из нашей столовой…
Войдя в кабинет, Петруха хотел доложить по всей форме, что осужденный такой-то, статья такая-то, срок двадцать лет, явился… Но узнал Стаса и замер, недоверчиво глядя, как он хозяйничает у маленького стола, на котором дымились две кружки кофе и стояла тарелка с бутербродами.
– Здорово, Петруха, – Скрябин, продолжая размешивать сахар, через плечо посмотрел на бывшего коллегу; а он сильно изменился! Заметно похудел, слегка осунулся, но главное – взгляд. Глаза у него… В общем, разговор действительно может получиться толковый. – Заходи, присаживайся. Я в гостинице позавтракать как следует не успел. Составишь компанию? Колбаса свежая, так что бери, не стесняйся…
Петруха напряженно опустился на жесткий стул, снял с головы и бросил на стол кепку. Со свистящей ненавистью в голосе сказал:
– Что ж ты меня, сука, так дешево подставляешь? Пацаны запах унюхают – в «барабаны» запишут.
– Да ладно тебе! – махнул рукой Стас, ставя перед ним кружку и кладя бутерброд. – Все знают, как ты героически молчал на следствии и на суде.
Петруха посмотрел на угощение, как на яд, и плотнее прижался к спинке стула.
– А если бы я тебя подставить хотел, – продолжил Стас, – то я бы, наверное, придумал что-нибудь посущественнее. Как ты считаешь?
Петруха промолчал, отводя взгляд.
– Как сидится?
– Сядь, посиди – узнаешь.
– Говорят, ты в авторитете.
– Я всегда в авторитете! – Заявлено было громко, но словам не хватало внутренней убежденности.
– И с воли помогают?
– А ты у «кума» забыл об этом спросить?
– Спросил, конечно. Две дачки за полгода, и те – от матери. Больше она не может, пенсия не позволяет.
– Мать не трожь, сволочь!
– Ты меня не сволочи. Или забыл, как мою мать прирезать хотели?
– Это все Утюг. Он напрочь отмороженный был…