Генерал снова потянулся к бутылке, а у меня в мозгу вдруг всплыли три телефонных номера - один московский и два питерских - те самые, что сказал мне у входа в штабную палатку капитан Годунов в последнюю ночь моей службы под командой полковника Гонты.
* * *
Выйдя из госпиталя, я сразу позвонил по московскому номеру капитана Годунова. Трубку сняла девушка, с казенной вежливостью выслушала мою просьбу позвать к телефону Сашу Годунова, доложила, что его сейчас нет, и спросила, что нужно передать. Все это напоминало давно заведенный обмен условными фразами, и я нехотя оставил телефонистке привет от Кастета, выслушал - «Хорошо» - прозвучавшее, как уставное «Так точно!» - и с неясными мыслями повесил трубку.
То, что Годунов человек непростой и работает скорей всего на «контору», было ясно еще в Афгане, но там - дело другое, пуля, как известно, дура, и не выбирает, какого цвета у тебя погоны и что написано в послужной книжке офицера. Однако к «конторским» в войсках отношение было известное, считали их всех до одного стукачами, дружбы с ними не водили, а особистов сторонились, как черт ладана.
Годунов в роте тоже держался в стороне от прочих, близко ни с кем не сходился, частенько, когда выдавался длинный, в несколько дней, перерыв между спецзаданиями, исчезал на день, два, а то и на три. Этого, казалось, не замечал никто. Полковник Гонта, жесткий и требовательный к остальным, Годунова, что называется, не видел в упор. Если капитан был в расположении роты, то выходил на задание вместе со всеми, если не было Годунова, переставлял людей так, чтобы его отсутствие не сказалось на поставленной задаче. Так и получилось, что Годунов не эвакуировался вместе со всеми на Большую Землю, чем невольно спасся от смерти…
Я решил по прибытии в Ленинград связаться с капитаном по его питерским телефонам, но суматоха гражданской жизни затянула надолго и накрепко, а потом я о Годунове уже не вспоминал, отыскав в памяти его имя и телефоны только сейчас, вернувшись в Питер эмиссаром наследника российского престола господина Романова.
От него, от господина Романова, я получил строгий запрет поддерживать всякие контакты с Геной Есаулом и Сергачевым, оказавшимися на сей раз по ту сторону баррикад. Поэтому Саша Годунов был первым, кто пришел мне в голову, едва я ступил на питерскую землю, телефоны его я действительно запомнил на всю жизнь, и прямо из аэропорта позвонил по одному из них. Годунов снял трубку сразу же, жестким, напряженным голосом переспросил мое имя. Проверился, уточнив мелкие детали нашей совместной службы, только после этого немного отошел, стал говорить спокойнее, сам предложил встретиться через пару дней, предварительно связавшись по этому телефону.