— Из-за этого, — подтвердил Саблин.
— Вы бы Колоскова спросили. За ним не в Армению ехать.
— Колосков убит.
И опять Закирян не удивился.
— А теперь моя очередь. Лобуда со свидетелями рассчитывается, — сказал он. — Только мы двое и знали, что он от гестапо работал.
— Почему же на суде не сказали?
Закирян поднял брови. Они были у него пегие: черные с густой проседью.
— Так на суде я десятку получил, а у Лобуды суд страшнее. Молчишь — живи, проговоришься — гроб заказывай. Нашли убийцу-то?
— Пока еще нет. Ищем. И найдем, если поможете.
— Чем помочь? Я его сто лет не вижу. Где он таится, в какой личине, знать не знаю. В Москве, думаю, если Ефима шлепнул.
Закирян говорил резко, медленно, почти без акцента, короткими фразами. Как рубил. Слушать его было легко и неутомительно. И Саблин напомнил:
— Может, вы расскажете про свою полицейскую жизнь? Главное — о встречах с Лобудой. О его повадках, о характере, о связях с гестапо.
— О его связях с гестапо я никому не рассказывал… — Не глядя на Саблина, Закирян проговорил, словно думал вслух: — Не боюсь Лобуды. Теперь нисколечко.
— А почему боялись?
— Очень уж легко он людей порешал. Пулей в голову. Из пистолета навскидку. Идем, скажу, по улице. По улицам тогда мало ходили, опасаясь каждого встречного. Вроде нас, подразумеваю. Ну, видим: идет прохожий. Тихонечко идет. Рук в карманах не держит, глаза опущены. А Лобуда меня локтем в бок. Кажется, знаю этого человека, говорит. Я в ответ: что в том особенного? А то, говорит, что он меня тоже знает. Ну и что, спрашиваю. А то, говорит, что таких я в живых не оставляю. Мало ли что про меня он скажет, если власть переменится. Вскинет пистолет, хрясь! И нет человека. Раз десять при мне так было. И Колосков это тоже видал. Потому и грохнул он Колоскова. За то, что мог Ефим о нем Советской власти сказать. Не зная, кто убил, прямо вам скажу: Лобуда.
Саблин молчал, как бы подталкивая Закиряна: продолжай, не тяни, все интересно. И старик продолжал:
— Не все полицаи, конечно, работали на гестапо. Мы с Колосковым немецкого начальства побаивались. Хватало румынского. Городской голова Пынтя нас по лицу лупил, ежели низкого поклона от нас при встречах не видел. Но той лютости, как в гауптштурмфюрере из гестапо жила, у Пынти не было. А гауптштурмфюрер в каждой фельдкомендатуре своих людей имел, вроде Лобуды. Потому и на суде при Советской власти не только мы с Колосковым, но и кое-кто в зале о Лобуде промолчал, как только узнали, что он сбежал. Вот вам и характер его. А о делах что ж? О них на суде говорилось. Арестовывали, с обысками по квартирам ходили, людей в Германию высылали. Хорошо, что суд вышку не дал, десяткой ограничился. Да и по амнистии срок скостили. Потому и Лобуды не страшусь.