– В чем дело?
– Заткнись и послушай.
Крутая фарфоровая куколка в просторной футболке.
– Ничего не слышу. – И он не соврал: в тот момент он действительно ничего не слышал.
– Сначала я подумала, что это Мигуэль, мой слуга, но он сейчас в Чула-Виста, у матери.
– У тебя есть слуга?
– Мигуэль убирает в доме, во дворе… Вот! Гарри, если ты и этого не услышал, значит, ты совсем оглох.
Он хотел спросить ее, сколько лет Мигуэлю и как он выглядит. Мигуэль… А сам подумал о Майкле, ее бывшем муже, теперь суперзвезде. Майкл жил здесь и спал в этой постели. Интересно, а Мигуэль здесь тоже спал? Карен было уже к сорока, но выглядела она по-прежнему сногсшибательно. Держала себя в форме, бросила наркотики, перешла на здоровую пищу, обычные сигареты сменила на ментоловые с низким содержанием смол.
– Гарри, не вздумай заснуть.
– Разве я когда-нибудь так поступал с тобой? – Он немного помолчал. – Ну и что это может быть?
– Это голоса, Гарри. Люди разговаривают.
– Правда?
– Телевизор… Кто-то вошел в дом и включил телевизор.
– Ты уверена?
– Да сам послушай!
Гарри решил не спорить. Он оторвал голову от подушки и вслушался в монотонный звук, который постепенно превратился в голоса. Карен была права – разговаривали двое. Он весь обратился в слух и через мгновение сказал:
– Знаешь, а ведь один из голосов очень смахивает на голос Шеки Грина…
Карен медленно повернула голову и посмотрела на него через плечо:
– Что, все еще пьян, да? – оценила она его состояние немного печальным, без малейшего признака издевки, голосом.
– Наоборот, прекрасно себя чувствую.
Пусть он немножко пьян, зато с приятным пока еще ощущением кайфа. Головная боль придет позже, если, конечно, он не примет что-нибудь. Там внизу, в кабинете, где сейчас работает телевизор, он выпил, наверное, полбутылки виски, рассказывая Карен о своем положении, о том, что его тридцатилетняя карьера в кинобизнесе висит на волоске. Либо он станет основным игроком, либо уйдет в небытие. А она сидела и слушала его, прямо как этот твой долбаный агент профсоюза водителей-дальнобойщиков – никакой реакции, не говоря уже о сочувствии. Вдруг ему на ум пришла одна мысль, и он тут же поделился ею с Карен:
– Знаешь, это бывает. Спускаешься утром вниз и видишь, что все картины висят криво. «Ничего себе похмелье», – думаешь ты, а потом смотришь новости и узнаешь, что ночью, скажем рядом с Пасаденой, произошло землетрясение. Не сильное, балла четыре. Понимаешь? Может, и здесь что-нибудь такое? Возмущения в атмосфере включили телевизор.
Карен слушала, но только не его. Напряженно вглядывалась в черный прямоугольник двери, изящно выгнув стройную спину.