Ахтырского еще не было, и я заняла очередь к стойке, просматривая вывешенное на стене меню. Кроме обычных сортов кофе – эспрессо, капуччино, двойной капуччино, – мне предлагали кофе по‑парижски, по‑венски, по‑ирландски – с ликером «Бейлис», кофе по‑сицилийски с ромом и корицей, кофе с коньяком и какой‑то совсем удивительный кофе с поэтичным названием «Вересковый мед».
Большинство столиков было занято шумными компаниями молодежи или влюбленными парочками. Рядом со мной стояла, так же, как я, разглядывая меню, симпатичная девица примерно моего роста, должно быть, откуда‑то из Средней Азии – с чуть раскосыми глазами и смуглым лицом.
Наконец в дверях кафе появился Ахтырский, во всяком случае, человек, подходящий под описание. Он, не раздумывая, подошел ко мне и недовольным голосом поздоровался.
– Какой вы предпочитаете кофе? – спросила я невинным тоном.
– Все равно, – буркнул он; – пусть будет эспрессо.
Я заказала ему эспрессо, себе – двойной капуччино, и мы пошли в глубину кафе.
Ахтырский, лавируя между столиками, задел плечом раскосую девицу, извинился. Она улыбнулась:
– Ничего страшного, – и ушла из кафе, так ничего и не заказав.
Мы сели за угловой столик, где было немного потише, и нам не мешали посторонние. Ахтырский положил на стол небольшую кожаную папку, пригубил кофе и посмотрел на меня с явной неприязнью:
– Ну что ж, я жду ваших объяснений. Чего ради вы распространили клевету о моей фирме?
– Ну так уж сразу и клевету! – Я тоже постаралась держаться уверенно и агрессивно. – Уже то, что вы согласились со мной встретиться, говорит о том, что рыльце у вас в пуху! И почему, интересно, у вас в офисе поставили «жучков»?
– Да об этих «жучках» я знаю только с ваших слов! – Ахтырский побагровел и, расстегивая свою папку, неприязненно бросил мне: – А встретиться с вами я согласился только для того, чтобы посмотреть в ваши глаза и спросить, есть ли у вас совесть! И для того, чтобы потребовать объяснений! И еще для того, чтобы показать вам эти бумаги, достоверно доказывающие, что мое агентство совершенно непричастно…
Внезапно он схватился рукой за воротник рубашки, словно ему не хватает воздуха, широко открыл рот, как выброшенная на берег рыба, откинулся на спинку стула и дернулся всем телом, как будто через него пропустили электрический ток.
Я вскочила, в ужасе глядя на Ахтырского. Лицо его еще больше побледнело, глаза остекленели и уставились в потолок, как будто он увидел там что‑то важное. Какая‑то девица истошно завизжала. На крик подбежала официантка, пощупала пульс Ахтырского, тоже побледнела и убежала в служебное помещение.