Он тоже глядел на залив с верандочки домика-пряника и лениво думал: правда ли, что у Земли было когда-то несколько лун? и правда ли, что Луна находилась некогда ближе к Земле и приливы и отливы в те времена были сильнее? и не ошибаются ли ученые, утверждая, что Луна отделяется от Земли, уплывает неуклонно, и настанет будущее, которое не будет знать вздохов океанов и морей, а ночи станут безлунны? Он читал мало, и прочитанные им научно-популярные книги производили на него не меньшее (а может, и большее) впечатление, чем на читателя-эстета, читателя-сноба интеллектуальные бестселлеры литературного потока (ручей, водопад, горняя стремнина имеется в виду, а вовсе не конвейер и не поточное производство!), а на любителя детективов — остро закрученный сюжет.
В прочитанной им книжке о приливах и отливах, названия которой он не помнил, приводились слова Аристотеля: «Всякое живое существо умирает только во время отлива». Иногда в сознании его, кроме (и вместо) сведений, сообщаемых в тексте, сохранялись фразы, — пугающие, впечатляющие, приводящие в восторг (каждая из фраз, как китайский иероглиф, сопровождалась для него зрительным образом: пейзажем), он даже завел было общую тетрадь для подобных цитат, да, изведя около трети тетради, занятие сие, как большинство своих занятий, бросил.
Кроме вызывающего легкую дрожь Аристотелева замечания, он помнил из той же брошюры почерпнутые слова некоего достопочтенного последователя Магомета об огромном ангеле, опускающем ступню в океан, что вызывало прилив; потом гигантская ступня поднималась — и наставал отлив; на грандиозного мусульманского ангела, подумал он, улыбаясь, распространялся физический закон, сформулированный для российских учеников так: «Всяко тело, вперто в воду, выпирает на свободу силой выпертой воды телом, впернутым туды».
Он пытался вспомнить еще хоть что-нибудь из труда неведомого ему ныне автора; «Time and tide wait for no man», английская поговорка, «Время и прилив никого ждать не станут», время не ждет. Потом он припомнил: каждый день колебания вод настают в разное время, сегодня чуть позже, чем вчера. Полная вода, малая вода. Приливы сизигийные и квадратурные; помня непривычные слова, он не мог восстановить их значения. Слово «сизигийный» ему нравилось, вызывало ассоциации с изюмом (сабзой, что ли?) и с Сизифом. Полнолуние — безумие — прилив... Лунные волны, цунами. Маркизовой Луже цунами были неведомы. Последнее, что удалось ему вытащить из эфемерной кладовки памяти: лунный свет и прилив должны совпадать во времени. Однажды он это видел и чувствовал, купаясь в черноморской ночной воде; солоноватый вкус теплого моря, подобный вкусу ранки, если ее лизнуть, кровь солоновата; потом ощутил он и вкус губ девушки из Сочи, с которой они купались тогда вместе, карамель ее губ.