и псалмы. А позади всех шествовал сам Савонарола, горделивый и непокорный, держа в высоко поднятых руках освященную гостию.
[20]Для францисканцев эта картина оказалась невыносимой: они потребовали, чтобы гостию немедленно вынули из рук отлучника. Спор усугубился, когда назначенный Савонаролой монах, фра Доменико, заявил о своем намерении пронести с собой чрез огонь и гостию, и распятие. Тогда францисканец вообще отказался идти в огонь. Потом, после долгих и ожесточенных пререканий – а костер тем временем разгорался все выше и горячее, – фра Доменико согласился распятие оставить, но настаивал на том, чтобы взять с собой гостию.
Они все еще препирались, как дети, когда Господь, разгневанный их самонадеянностью и крикливостью, с грохотом разверз небеса и обрушил потоки воды на пылавший костер, окутав всю площадь клубами дыма и смятением. Сделались сумерки, и Синьория, безмерно обрадовавшись, что наконец вместо нее кто-то другой разрешил это дело, объявила о провале суда и велела толпам расходиться по домам.
И всю ту ночь Флоренция варилась в собственных ядовитых соках позора и разочарования.
Вставайте.
– Что такое? Что случилось? – От страха я немедленно проснулась.
– Ш-ш. Тихо. – Эрила, склонившаяся надо мной, была полностью одета. – Не задавайте вопросов. Просто вставайте и одевайтесь. Живо. Только не шумите.
Я повиновалась, хотя теперь дитя мое было таким тяжелым, что даже простые движения отнимали много времени.
Она дожидалась меня внизу лестницы. Стоял самый черный час ночи. Я открыла было рот, но Эрила приложила палец к моим губам. Потом, взяв меня за руку, она быстро пожала ее и повела меня к задней части дома, а там отперла дверь для слуг. Мы выскользнули на улицу. Нас обдало холодом: в воздухе еще живы были воспоминания о зиме.
– Послушайте меня, Алессандра. Мы должны идти. Хорошо? Вы можете идти?
– Сначала скажи, куда и зачем.
– Нет. Я же сказала: не задавайте вопросов. Лучше, если вы не будете знать. Я серьезно говорю. Доверьтесь мне. У нас мало времени.
– Тогда скажи мне хотя бы, далеко ли идти?
– Довольно далеко. До Порта-ди-Джустициа.
До городских ворот, где совершаются казни? Я снова открыла было рот, но Эрила уже пропала во тьме.
Мы были не единственными прохожими. По городу, взбешенному после вчерашнего разочарования, слонялись ватаги мужчин, искавших себе забавы. Мы тщательно покрыли головы и шли проулками, где ночная тьма была всего гуще. Дважды или трижды Эрила вдруг останавливалась, придерживала меня и прислушивалась, и один раз я явственно расслышала за нами какой-то шорох, может быть, чьи-то шаги. Она немного отошла назад, чтобы проверить, что это, вперила взгляд в темноту, затем снова ринулась вперед и потащила меня за собой еще быстрее. Мы миновали остатки вчерашних костров, но не пошли через площадь, а повернули к северу неподалеку от дома моего отца, затем срезали путь за Санта Кроче, а потом свернули на улицу Мальконтенти – мрачную тоскливую улицу, по которой проходят осужденные в сопровождении монахов в черном.