Мартине пришлось дать настоящую пресс-конференцию во время завтрака в столовой. Жинетта чуть не задушила ее в объятиях. Как ей пришла в голову такая мысль, спрашивали Мартину, как она решилась участвовать в конкурсе? Ну, сначала она пошла в радиостудию. Там, кроме нее, было много желающих, их принял какой-то человек из телестудии, такой симпатичный, с ним как-то сразу чувствуешь себя легко, честное слово… Да и вообще сама студия произвела на нее сильное впечатление: столько народу снует туда и сюда, плотно обитые материей двери с надписью «Тишина!», и такие странные стены, будто созданные для того, чтобы приглушить звук, а на самом деле наоборот! И потом одна из этих дверей вдруг открывается, и вы видите большую комнату, а в ней – целый оркестр и никакой публики!… А в тот день, когда она туда пришла – ей так повезло! – по коридору прошел сам Андрэ Клаво![10] «Я его видела совсем близко, как вот вас сейчас»… Наконец их всех провели в маленький кабинет – там-то и находился тот симпатичный господин. Им роздали билеты с вопросами, приблизительно такими же, какие зададут на публичном конкурсе, и тех, кто сумел более или менее правильно ответить, пригласили участвовать в самом конкурсе, записанном и снятом на пленку. Вот и все! «Легко сказать – все. Надо же было на это решиться!» – восклицали женщины, окружавшие Мартину. В небесно-голубых блузах, в тончайших чулках, белых босоножках на высоченных каблуках, они были приятны, красивы, восхитительны, все в них радовало глаз: нежные пастельные тона одежды, цвет лица, волос, щек, губ… Черные блестящие волосы Мартины, ее золотистая кожа даже и здесь выделяли ее как темно-красную розу среди палевых и желтых чайных роз. Мужчины тоже носили голубые блузы с застежкой на боку и высоким воротничком, как у русских рубашек. Они были гладко выбриты, с блестящими от бриллиантина волосами… Один из них – мсье Поль, очень молодой, нагрудный его карман украшали инициалы, крикнул:
– Мартина! Спойте!
И все стали повторять, скандируя:
– Спойте! Спойте!
Мартина не заставила себя долго просить и спела своим пронзительным голоском «Песенку бедняги Жана». Потом ей пришлось спеть еще одну, каждый что-нибудь заказывал: она знала весь современный репертуар, мелодию и текст от начала до конца! Официант с золотыми галунами на плечах пришел в такой восторг, что даже перестал обслуживать клиентов… В два часа мадам Дениза хлопнула в ладоши:
– По местам, мадам, мсье, в салонах вас ждут! Мартина, звездочка моя, пора за работу!…
Это еще более подчеркнуло сходство их заведения с «пансионом для молодых девиц», правда, их пансион был смешанный – и мужчины и женщины. Персонал упорхнул в кабины и салоны, чтобы придать максимум эффекта красоте полусотни дам, их ожидавших. Ловкие руки массировали, растирали, причесывали, красили, делали маникюр и педикюр, и все это обязательно сопровождалось душистыми розовыми улыбками и происходило в успокаивающе ласковой атмосфере, огражденной от вторжения резких звуков резиновыми коврами, мохнатыми полотенцами, мурлыканьем электроприборов, колпаками ароматических паровых ванн. Мартине здесь страшно нравилось. Склонившись над чьей-нибудь рукой, она могла предаваться своим мыслям, разговаривать с Даниелем, спорить с ним.