– Держите, – он протянул стакан Мартине.
– Ну вас! – сказала она, едва не задохнувшись. – Да это спирт?!
– А то как же! – Бэбер хохотал, – Подумать только – я уже и смеюсь! Надо достать пожевать чего-нибудь.
– Ничего не видно…
– Подождите, сейчас будет и освещение. – Бэбер зажег свечу в фонаре и подвесил его к потолку кузова. – Мари нравилось заниматься любовью здесь при таком освещении.
– Вы забываете, что она – моя мать…
– Что же из того? Любовь – священна… И подумать, никогда, никогда больше…
Бэбер выронил из рук хлеб, который начал было нарезать, повалился на пол, все его гигантское тело содрогалось от рыданий.
– Ну, Бэбер, не надо… – Мартина прикоснулась рукой к обнаженному плечу Бэбера. – Я-то ведь не плачу!
Бэбер поднялся и уселся у ног Мартины, положив голову ей на колени. Он все еще всхлипывал.
– Я не скулил вот так с тех самых пор, как проиграл матч против Мартинэ… Я только любитель, но гордость-то остается гордостью!…
Тебя зовут Мартиной, верно я говорю? Мари любила мечтать о тебе, она все твердила:
«Моя дочка барыней живет, но я знаю, что меня-то, свою мать, она не забыла, помнит, верно, как я ее укладывала с собой в постель… ну и бранила ее иногда». Если Мари видит нас оттуда, сверху, она должна радоваться… душенька она моя, и волосики у нее были, как золотые нити на елке. Вот ты – ты темная, ты черная, как ласточка.
– Как сорока…
– Нет, сорока болтлива, а ты совсем ничего не говоришь.
Он обнял колени Мартины своими сильными, очень сильными руками…
– Доченька моей Мари, – твердил он, – Мартина – ее любимица, девочка-пропадавшая-в-лесах…
– Она тебе рассказывала?
– Да. Как тебя искали всей деревней и как нашли под деревом, а ты спала ангельским сном, протянула ручонки лесничему и смеялась, нисколько не испугавшись, а, наоборот, довольная. Любимица Мари… Смотри, не простудись, становится свежо. – Он достал одеяло и накинул его на плечи Мартины: – Иди сюда, тебе тут будет лучше. В уголке… Когда ездим вдвоем, спим здесь по очереди: один ведет машину, другой спит. Ложись…
Мартина легла на матрас. Бэбер лег рядом с ней, обнял ее. Он опять плакал, бормотал что-то бессвязное, целовал ее, ласкал. Вот, вот в чем ее безумная судьба… И это она, которая всю жизнь принадлежала только одному мужчине! Что это надвинулось на нее – ночь или смерть?… Крышка гроба повисла над ней…
Когда занялся день, она различила склоненное лицо Бэбера, он говорил:
– Мартина, мне надо уезжать… Я потеряю работу, если не приеду вовремя за грузом. Через неделю вернусь… Во вторник, слышишь, Мартина? В следующий вторник. Обещай мне, что ты будешь здесь! Поклянись!