— Так, так, — говорила пятерка с иронией, — а мы должны будем репетировать, сидя на койках, а на четырех стульях будет сидеть Николай Константинович со своей женой Густой, которая никакого отношения к нашему коллективу не имеет. Может, мы тоже хотим иметь в поездке своих жен!
С берега на тиражный пароход зло смотрел великий комбинатор.
Новый взрыв кликов достиг ушей концессионеров.
— Почему же вы мне раньше не сказали?! — кричал член комиссии.
— Откуда я мог знать, что он заболеет.
— Это черт знает что! Тогда поезжайте в рабис и требуйте, чтобы нам экстренно командировали художника.
— Куда же я поеду? Сейчас шесть часов. Рабис давно закрыт. Да и пароход через полчаса уходит.
— Тогда сами будете рисовать. Раз вы взяли на себя ответственность за украшение парохода, извольте отдуваться, как хотите.
Остап уже бежал по сходням, расталкивая локтями крючников, барышень и просто любопытных. При входе его задержали:
— Пропуск!
— Товарищ! — заорал Бендер. — Вы! Вы! Толстенький! Которому художник нужен!
Через пять минут великий комбинатор сидел в белой каюте толстенького заведующего хозяйством плавучего тиража и договаривался об условиях работы.
— Значит, товарищ, — говорил толстячок, — нам от вас потребуется следующее: исполнение художественных плакатов, надписей и окончание транспаранта. Наш художник начал его делать и заболел. Мы его оставили здесь в больнице. Ну, конечно, общее наблюдение за художественной частью. Можете вы это взять на себя? Причем предупреждаю — работы много.
— Да, я могу взять это на себя. Мне приходилось выполнять такую работу.
— И вы можете сейчас же ехать с нами?
— Это будет трудновато, но я постараюсь.
Большая и тяжелая гора свалилась с плеч заведующего хозяйством. Испытывая детскую легкость, толстяк смотрел на нового художника лучезарным взглядом.
— Ваши условия? — спросил Остап дерзко. — Имейте в виду, я не похоронная контора.
— Условия сдельные. По расценкам рабиса.
Остап поморщился, что стоило ему большого труда.
— Но, кроме того, еще бесплатный стол, — поспешно добавил толстунчик, — и отдельная каюта.
— Ну, ладно, — сказал Остап со вздохом, — соглашаюсь. Но со мною еще мальчик, ассистент.
— Насчет мальчика вот не знаю. На мальчика кредита не отпущено. На свой счет — пожалуйста. Пусть живет в вашей каюте.
— Ну, пускай по-вашему. Мальчишка у меня шустрый. Привык к спартанской обстановке.
Остап получил пропуск на себя и на шустрого мальчика, положил в карман ключ от каюты и вышел на горячую палубу. Он чувствовал немалое удовлетворение при прикосновении к ключу. Это было первый раз в его бурной жизни. Ключ и квартира были. Не было только денег. Но они находились тут же, рядом, в стульях. Великий комбинатор, заложив руки в карманы, гулял вдоль борта, не замечая оставшегося на берегу Воробьянинова.