- А как же?
- Это подъем духа, бессмысленный или вполне осознанный, кто может судить об этом, - старт, взлет, отрыв от противника, атака в свободном пространстве... это всегда приключение, приключение с неизвестным... это опасность - мы ищем ее, провоцируем, преодолеваем или погибаем от нее... Смысл? Разум? Разум отключается. Это как наркотик - как и у других... - Йеп смотрит на меня и задумчиво повторяет: - Совершенно определенно, как и у других.
- У кого - других?
- У "томми".
Йеп проигрывает новый мотив и говорит как бы между прочим:
- Там, наверху, никто из нас не думает о Гитлере.
Он продолжает играть, словно и не было этого разговора. В середине одной из парафраз неожиданно добавляет:
- А смерть, моя душа, душенька... это смерть, физическая смерть, не более того, наши же души - не умирают...
На Рождество у Йепа снова несколько дней отпуска. Он собирается быть в Берлине уже 23 декабря.
Йеп еще будет мне телеграфировать, чтобы я встретила его. В ночь перед этим он снится мне. Он лежит на большом, усеянном цветами лугу, будто бы мирно спит. Вдруг Йеп как-то странно медленно поднимается. Я пугаюсь. Тонкий ручеек крови пересекает его лоб и левый висок. Он торопливо срывает несколько цветков, протягивает их мне вместе с медальоном и тихо восклицает: "Олинка..."
Я просыпаюсь.
Наступает 23 декабря. Йеп не телеграфирует. Я рассказываю матери о своем сне. Она успокаивает меня и более чем когда-либо уверена: раз я видела смерть Йепа во сне, он выживет в этой войне!
Ефрейтор из истребительного полка Йепа - берлинец, с выговором, который невозможно спутать ни с каким другим. Во второй половине дня он стоит перед нашей дверью и несколько смущенно спрашивает, нельзя ли ему переговорить со мной.
Я прошу его войти. Он ставит багаж - багаж Йепа.
На несколько секунд меня охватывает надежда. Йеп послал вперед ефрейтора со своими вещами. Правда, такое впервые... и почему он не телеграфировал?.. Что-то должно было ему помешать. "Он послал ефрейтора вперед, - пытаюсь я убедить себя, - а сам остался купить какие-то мелочи в городе, скоро приедет и, радуясь, возьмет меня за руки".
Ефрейтор украдкой рассматривает мебель в комнате, уклоняется от моего взгляда. Чтобы скрыть смущение, небрежно бормочет:
- Честно, я все представлял себе по-другому.
- Что вы представляли себе по-другому?
- Ну вообще... - Он доверчиво смотрит на меня: - И вас тоже, госпожа!
Я от всего сердца смеюсь:
- И вы теперь сильно разочарованы?
- Не, - расплывается он, - в натуре вы еще лучше, чем в киношке.