— Вы живете где-то рядом? — спросила Лалли. Женщина улыбнулась, обнажив плохие зубы.
— Нет, мы живем здесь. Я Рози Бидуэлл.
За все безрадостные шестьдесят два года жизни у Лалли не было близкого друга. С появлением Рози Бидуэлл все изменилось. Вскоре Лалли приняли в постояльцы вокзала. Она избавилась от чемодана и, как Рози, хранила вещи в пакетах для покупок. Привыкла к их жизни: неторопливое ковырянье в дешевой еде из автомата, нечастый душ в общественной бане в Гринвич-Виллидж, сон в ночлежках, общежитиях по доллару за ночь или центре Армии Спасения.
Или… в собственной комнате на вокзале.
Это был единственный секрет, который Лалли не раскрывала Рози. Будучи неутомимой исследовательницей, она изучила каждый дюйм терминала. Она взбиралась по лестницам за оранжевыми дверями платформ и бродила по мрачному, пещеристому промежутку между полом верхнего яруса и потолком нижнего. Нашла потайную лестницу, которая соединяла два женских туалета, и, когда нижний из них закрывали на ремонт, часто спускалась по лестнице и спала в нем. Там ее не тревожил никто, столь же сообразительный.
Она даже прошла вдоль путей в тоннеле под Парк-авеню, вжимаясь в бетонную стену, когда мимо проносился поезд, и делила объедки с голодными кошками, рыскавшими в темноте.
Но больше всего будоражила ее территория в самых недрах вокзала, которую охранники называли Синг-Синг[2]. Насосы, вентиляционные шахты, воздушные клапаны и генераторы, пульсирующие, скрипящие и стонущие, были сердцем вокзала. Особенно интриговала ее дверь без надписи на верхнем пролете узкой лестницы. Она осторожно упомянула о двери охраннику, с которым подружилась. Расти сказал, что это всего лишь жалкая дыра, где раньше мыли посуду для «Устричного бара», и делать там нечего. Но она изводила его, пока он не показал ей комнату.
Комната привела Лалли в восторг. Заплесневелые, облупленные стены нисколько ее не огорчили. Места много. Освещение и раковины работают. Есть даже крошечная каморка с унитазом. Она сразу поняла, что это убежище решит ее единственную неудовлетворенную потребность в полном уединении, возникавшую временами.
— Комната с ванной, — проговорила она. — Расти, позволь мне спать здесь.
Охранник пришел в ужас.
— И не вздумай! Меня за это уволят.
Но ей снова удалось его уговорить, и иногда он разрешал ей переночевать там. Однажды она сумела взять у него ключ от комнаты на несколько часов и сделать себе дубликат. Когда Расти вышел на пенсию, комната стала ее собственностью.
Постепенно Лалли затаскивала туда разные вещи: сломанную армейскую раскладушку, комковатый матрас, ящик от апельсинов.