***
Этот день для Скотта Левадовски сложился на удивление удачно. С самого утра пришел его вечный пациент Салли — глубоко верующий и на удивление порядочный, невзирая на необразованность, парень.
Прерывающимся от волнения голосом Салли поведал, что он наконец-то встретил женщину своей мечты, и добрых два часа Левадовски разбирал с ним отличия между этой, похоже, действительно подходящей для Салли женщиной и остальными — теми, которых он знал прежде.
— Знаете, док, — лежа на кушетке с закрытыми глазами, умиротворенно улыбался Салли, — теперь я согласен, что женщина может в себе нести загадку. Я правильно понял вашу мысль, док?
— Вообще-то, я имел в виду загадку ваших отношений с мамой, — уклончиво кивнул Левадовски и не выдержал — напомнил: — Она ведь нами так и не решена…
— Так я о том и говорю! — с жаром подхватил пациент и промокнул несвежим платком хронически слезящийся глаз. — Ведь зачем-то господь позволяет женщине нести в себе загадку?! Ведь так?
— И какой из этого вывод? — поддержал порыв пациента Левадовски.
— Главное, чтобы она в страхе божием жила! — разве что не заикаясь от волнения, выпалил пациент. — Ну, и… не гадила чтоб чересчур… Правда ведь, док?
— Продолжайте, — ободряюще кивнул Левадовски.
— Скажем, если она пытается тебя зарезать или заехать ногтем в глаз, так зачем такая женщина нужна? Мне от нее будут одни неприятности… А вот если без разрешения взяла машину, так это можно и простить… на первый случай. Можно ведь за это простить, док?
— Думаю, да, — поддержал энтузиазм христианского всепрощения Левадовски. — Продолжайте…
Салли внезапно помрачнел.
— А вот если она стреляла в кого, это уже нехорошо… не по-божески. За это рано или поздно ответить придется.
Левадовски вздохнул. Тени трудного детства преследовали его пациента до сих пор.
— А что для тебя теперь главное, Салли? — искренне заинтересовался он, одновременно грамотно уводя разговор в сторону от опасной темы.
Салли надолго задумался.
— Я думаю, док… главное, чтобы она из приличных была… ну-у… чтобы не из распоследних. Такая ведь и понять может, что была не права… и прощения попросит… в конце… Правда ведь, док?
Левадовски улыбнулся и пометил несколько строчек в своем рабочем блокноте — там, где он обычно отмечал успехи, — аккуратной галочкой.
Его любимый пациент все еще страдал явными искажениями логики, как, например, это его странное упоминание о том, что женщина может попросить прощения в конце. В конце чего? Левадовски этого не знал, но весь его опыт говорил: начни расспрашивать, навязывая непосильную для едва ступившего на путь душевного оздоровления и равновесия пациента дискуссию, и он снова закроется, как потревоженная устрица, возможно, недели на две, а то и на три.