– Лечу!
Пономарев действительно спешил. Он заехал в гастроном; уже собираясь к выходу, решил купить фруктов и бутылку сухого вина.
– По какому случаю будем пить? – поинтересовалась жена, когда он ввалился в квартиру, мокрый, с пакетами и бутылкой в руках.
– По случаю дождя! – сказал он, обнимая Динару. – Где бандиты?
Марк и Марта показались из детской с возгласом «Папа пришел!» и бросились к пакетам с едой.
– Ты что, целый день их не кормила?
Из кухни ощутимо попахивало паленой шерстью.
– Если их еще и кормить, они весь дом сожгут!
После ужина дети быстро угомонились. Все-таки они не очень хорошо себя чувствовали: к ночи поднялась температура, и Артем еле уговорил близнецов выпить аспирина.
Динара легла, а он пошел в душ. Стоя под струями горячей воды, Артем снова подумал о странной посетительнице. Она работала в «Альбионе», как и Людмила Станиславовна, их соседка. Кажется, тогда по делу о серийных убийствах проходил в качестве подозреваемого Никитский, владелец фирмы.
В Пономареве проснулся сыщик. Он наскоро вытерся и, стараясь не шуметь, отправился в гостиную. То, что ему нужно, было запрятано на самой верхней полке шкафа, под шляпными коробками.
– Что ты ищешь? – сонно спросила жена.
– Шляпу, – прошептал Артем. – Спи!
– Шляпу? На улице лето, господин адвокат!
– Спасибо, я не знал.
Он нашел целлофановый пакет с ксерокопией «исповеди маньяка» и похвалил себя за предусмотрительность. Еще тогда он знал, что эти записки сослужат свою службу. Чутье профессионала!
В детстве у меня была кличка Принц.
Я был долгожданным и любимым ребенком. Отец мой, известный профессор медицины, души во мне не чаял и мечтал, чтобы я пошел по его стопам. Но медицина никогда меня не привлекала. Наверное, на мою натуру повлияли мама и тетя Лавиния, мамина старшая сестра, которая рано овдовела и всю свою жизнь, до самой смерти, прожила с нами в огромной московской квартире.
Мама имела некоторый литературный талант, отчасти передавшийся и мне. Она писала научные статьи в толстые и важные журналы. По вечерам, когда отец, уставший за день на работе, спал, она сидела в кабинете за столом и стучала на старой немецкой печатной машинке. На столе горела лампа с кремовым абажуром, мягко освещая мамин силуэт. Такой она мне и запомнилась – гладко причесанная, со склоненной головой, с ажурной шалью на плечах.
Мама и тетя Лавиния не могли на меня налюбоваться, баловали. Надо сказать, я был действительно прелестным ребенком – живой, румяный, голубоглазый, с кудрявыми шелковистыми волосами. Принц! Настоящий маленький властелин в ограниченном стенами профессорской квартиры семейном мирке. Я привык к поклонению, любви, обожанию и считал, что в полной мере всего этого заслуживаю. А поскольку я был мальчиком, то мне полагались внимание, забота и восхищение девочек и женщин.