– Когда вы думаете возвращаться? – спросил он тихим глухим голосом.
– Не знаю...
И это было действительно так. В эту минуту казалось, что ее страна находится гораздо дальше, чем на самом деле, может быть, даже где-то на Луне. Во время поездки на фоне этого очаровательного пейзажа она пережила чудесные мгновения. Но почему же Пьер отказался опереться на ее руку? Почему убрал ее ладонь со своего рукава? Почему повернулся к ней спиной? Орхидея понимала, что полностью противоречит своим же собственным намерениям, но знала также и то, что стоит ему сделать одно движение, привлечь ее к себе, и она не станет ему мешать. Ей хотелось увидеть его очаровательную асимметричную улыбку, что делала его таким таинственным, смутно-непонятным. Она хотела прижаться щекой к его щеке, взять в свои ладони его руку, устало держащуюся за костыль... Орхидея закрыла глаза.
«Наверно, я схожу с ума», – подумала она и сделала еще несколько шагов вперед так, что ее рука коснулась руки Пьера. Его голос донесся к ней откуда-то издалека, может быть, потому, что он внезапно сильно изменился.
– Надо возвращаться! Становится прохладно.
– Как хотите.
Она резко повернулась и направилась к карете, опустив голову, чтобы никто не заметил навернувшихся на глаза слез.
Обратный путь проделали молча. Изредка украдкой поглядывая на Пьера, Орхидея видела лишь его неподвижный профиль. А он ни разу не попытался поймать ее взгляд. Она заметила горькую складку возле его рта, заметила впервые. Какой же грустный у него вид!
Когда коляска остановилась возле ворот больницы, Пьер с помощью кучера спустился вниз. Орхидея тоже хотела выйти, но он жестом остановил ее.
– Оставьте, не надо, я доберусь сам!.. До свидания, мадам, и спасибо за изумительную прогулку!
– Если вам понравилось, что помешает нам совершить другие? Не завтра, конечно, поскольку вы советуете мне оставаться в Симиэзе, а...
– Нет! Пожалуйста, не беспокойтесь больше обо мне.
– Вы не хотите, чтобы я вас навещала? – спросила она чуть слышно.
– Не считайте меня неблагодарным, но я уже сказал: я не переношу жалости.
– О какой жалости вы говорите? Уверяю вас...
– Может, вы и не отдаете себе отчета, как благородны порывы вашего сердца, но... это единственное чувство, которое может вызвать калека. Нет, не говорите ничего больше! Вы подарили мне несколько мгновений счастья, о большем я не смею мечтать. Иначе... все так запутается...
– А вы случайно не чересчур скромны... или чересчур горды?
– Не знаю. Прощайте, мадам! Не беспокойтесь, меня скоро выпишут, и я вновь вернусь на службу на Средиземноморский экспресс.