– Нельзя ли мне узнать, отчего это вы мрачны, словно потерпели поражение? Вместо того чтобы радоваться, вы будто на грани отчаяния. Надеюсь, вы сражались храбро?
– О да! Его Величество неоднократно свидетельствовал мне свое одобрение!
– Что же тогда? Вы должны бы быть довольны!
– Увы, это не так! Мне, право, даже неловко за все те любезности, какими вы меня так щедро одарили.
– Что за вздор? Причина моей любезности весьма проста: я счастлива вновь видеть вас целым и невредимым, что вполне нормально, когда вам кто-то дорог!
– Конечно, конечно! Но именно ваш столь трогательный восторг и мучает меня, поскольку мне придется огорчить вас…
– Каким же это образом?
Клод тяжело вздохнул, налил себе вина в бокал, чтобы собраться с духом, и наконец сказал:
– Видите ли, несмотря на все мои военные успехи, мне не удалось добиться – хотя я на это очень надеялся, а вы имели на то полное право – вашего помилования. В очередной раз король не дал мне и малейшей надежды даже после того, как я почти что в одиночку захватил испанский редут!
– Ах!
– Он крепко обнял меня, прослезился даже, но, когда я было собрался просить его о единственной нужной мне награде, опередил меня. «Бедный мой Шеврез, – сказал он мне, взяв под руку, – знаю, ты более всего был бы рад, если бы я отменил изгнание герцогини, но я не могу решиться дышать одним с ней воздухом. Очень уж опасна эта женщина…» Я рискнул напомнить о симпатиях короля Англии, он ответил, что на самом деле ваше имя неоднократно упоминалось во многих статьях мирного договора между двумя королевствами, что, как он считает, недопустимо в делах такой важности.
– Иначе говоря, дружба эта обернулась против меня же?
– Боюсь, что так!
– А что королева Генриетта-Мария? Она к просьбам своего супруга присоединилась?
– Насколько мне известно, нет.
– Вот она, благодарность по-королевски! Когда этот бедняга Бекингэм не позволял стихнуть распрям в их благородном семействе, мы с вами были лучшими из посредников, но стоило только восторжествовать среди них согласию – и тут же отпала всякая надобность в соблюдении наших интересов. Да и неважно! Все это не имеет никакого значения, они мне больше не нужны!
– Как так? И как же вы собираетесь поступить?
– Я знаю, что в скором времени мое изгнание закончится и без моих к тому усилий.
Глаза герцога округлились, он смотрел на жену, явно не понимая ее.
– Вы что же, колдунья? – поинтересовался он полушутя-полусерьезно.
– Почему бы и нет? Они ведь в деревнях водятся, а я уж столько месяцев как деревенская затворница! Ладно, идемте ужинать!