Доктор продолжил незаконченную мысль:
– Но если под тобой будет лошадь, ты быстро забудешь об этих маленьких неудобствах…
Лицо больного вспыхнуло, словно луч солнца внезапно озарил его:
– Надо было сразу об этом сказать, скотина!.. Слава тебе, Господи! И тебе – слава, Пьер Аннеброн! Ты – великий человек и лучший друг, особенно для искалеченного вроде меня!
Поглощенный нахлынувшей на него радостью, он не заметил, что Пьер изменился в лице. Удовлетворение достигнутым успехом в таком сложном случае, опьянение победой заставили его позабыть на время о том, что он больше не имеет права на такое высокое звание, как друг. Назвав его так, Тремэн вернул его снова к печальной действительности.
– Я здесь для того, чтобы лечить твои ноги, – сказал он сурово.– Было бы нехорошо, если бы я обманул в этом твои ожидания!.. А теперь я проведу еще кое-какое необходимое лечение и поеду.
– Как? Ты не пообедаешь с нами? Нам нужно отпраздновать победу!
– Нет, к сожалению! Мне нужно отправиться в Эгремон.
Там – серьезный больной. А ты как больной больше меня не интересуешь…
В течение всего времени, пока Аннеброн был занят с Гийомом, он ни разу не посмотрел на Агнес, стоявшую у камина, прислонившись к нему спиной. Закончив накладывать мазь и перебинтовав, но уже не так туго, искалеченные ноги пациента, Аннеброн попрощался с молодой женщиной, по-прежнему не глядя ей в глаза, еле слышно простился с Гийомом и вышел из библиотеки, сопровождаемый Потантеном. Паркет гостиной заскрипел под его шагами.
– Какой странный человек, – заметил Тремэн. – Бывают моменты, когда я спрашиваю себя: он доволен или огорчен тем, что так хорошо вылечил меня? – Да, он выглядит довольно странно. Может быть, он и сам об этом не задумывался? – предположила Агнес. – Может быть! В любом случае, теперь моя очередь доказать ему, что он не зря поработал…
Однажды ночью Гийом вытащил и положил себе на колени миниатюрный письменный набор, купленный Потантеном в Валони. Он достал маленький ключик, открыл крышку набора и вытащил оттуда лист бумаги, новое остро заточенное перо и, написав в уголке дату, стал записывать. В наборе уже лежали две-три тетради под заголовком: «Ежедневные записки Гийома Тремэна». С тех пор как он вернулся домой, хозяин Тринадцати Ветров начал вести своего рода дневник, в котором описывал текущие дела, свои планы, принятые решения, сопровождая их некоторыми комментариями. Некий судовой журнал, где, впрочем, находилось место для описания милых шалостей его детей и событий, происходящих в доме. О себе самом – совсем немного, разве что короткая справка о состоянии здоровья. И ни слова о своих отношениях с женой. И еще меньше о том, что касалось Мари-Дус. История их любви записана в их памяти, так же как и в сердцах: она принадлежит только им двоим.