Мысль о любовнике жены почти не возникала. Раз это не он сам, что самое главное и самое неприятное, то какая разница? Так, призрак без лица, и больше ничего. Невыносимо было думать о том, что мать его детей валялась среди опавших листьев и сухого вереска, в общем, Бог знает, где и как, словно шлюха с большой дороги…
Внезапно он вскочил с кресла и бросился к двери, забыв про трость, не думая, что может поскользнуться на вощенном до блеска паркете в гостиной, подбежал к лестнице, преодолеть которую ему удалось с удивительной быстротой, учитывая его больную ногу. Приближалось время ужина. Агнес, должно быть, сейчас готовится к нему в своей комнате. Несмотря на то, что приходилось терпеть некоторые жизненные лишения, она по-прежнему старалась одеваться с изяществом.
Сидя перед туалетным столиком, Агнес примеривала к своим ушам длинные сережки с жемчужинами в тот момент, когда Гийом распахнул дверь, хотя правильнее было бы сказать, что он ее вышиб.
Она вздрогнула, и улыбка, которую она приготовила, погасла, не успев появиться, когда она увидала в большом зеркале, окантованном бронзовой золоченой рамой, пугающее лицо супруга. Искаженное судорогой гнева, оно в самом деле было ужасно. Он не дал ей времени произнести хоть слово, набросился на нее, схватил за руку, чтобы вырвать из стула, на котором она сидела, потащил к кровати и бросил, как какой-то неодушевленный предмет.
– Раздевайтесь! – приказал он.
Несмотря на страх, обуявший ее, она даже не вскрикнула, но, почувствовав под собой твердую поверхность кровати, вновь обрела уверенность:
– Вы что?.. Сошли с ума? – пробормотала она, но с оттенком презрения, который подхлестнул ярость Тремэна.
– Ни в коем случае! Первый раз я вижу вас такой, какая вы есть: легко доставшаяся дичь, которую можно сделать наспех в придорожной канаве. Итак, я полагаю, что все уже ясно, и намереваюсь переспать с вами, независимо от того, нравится вам это или нет. Раздевайтесь!
– Нет!
Она стала бледна как смерть, но ее серые, почти темные, глаза сверкали бешенством:
– Если уж вы увидели меня такой, какая я есть, то я давно уже поняла, каким вы были всегда: грубиян, мужлан…
Она не успела закончить. Гийом принялся грубо трясти ее и сдирать с нее платье. Агнес пыталась было защититься, но природная сила Тремэна, умноженная гневом, сделала ее бессильной. Он резко срывал с нее одежду, словно медведь, обдирающий кору с дерева, даже не опасаясь ее поцарапать при этом. Когда она оказалась совсем обнаженной, он оставил ее лежать на стеганом одеяле, где она свернулась в комочек в ожидании, когда он бросится на нее, чтобы привести в исполнение свою угрозу, но Гийом на мгновение замер, глядя на белое тело, к которому не испытывал больше никакого влечения. Затем, непроизвольно сложив руки на груди, с удовлетворением воскликнул: