— Тропа приведет вас к калитке. Справа будет кнопка. Нажмите, и он вас впустит.
— А вы не боитесь идти так домой? Или еще куда...
— Нет, мне близко. И не говорите, что это я проводила вас.
— Я больше не задаю вам вопросов. Я уже привык к таким вашим... поворотам.
— Может быть, когда-нибудь и объясню... Может быть, и скоро. Может быть, и совсем никогда... — она говорила с задумчивыми паузами. — Не пришло еще время. Как вы говорите, нет достоверных и достаточных...
И Федор Иванович сквозь мрак почувствовал — она, говоря это, поворачивалась на одной ноге, писала в пространстве какие-то свои знаки. Был бы день — можно было бы прочитать.
— Объясню когда-нибудь, — сказала она, ударяя кулачком по его руке.
— Идите, больше ничего не буду спрашивать. Если что — орите погромче...
Она, смеясь, провела рукой по всей его руке — от плеча до пальцев. И исчезла.
А он, постояв, послушав ночь, сделал пять твердых шагов к желтому окну и нажал кнопку. Почти сразу над ним загорелась электрическая лампочка. Что-то деревянно стукнуло в глубине двора, послышались шаги.
— Вот кто пожаловал! — раздался за калиткой приветливый, почти радостный гудящий голос. Калитка, скрипнув, отошла.
— Я тут принес вам... — заговорил Федор Иванович. проходя во двор. — Принес вот. Отбили с Еленой Владимировной у Вонлярлярских... Микротом ваш.
Он прошел вслед за вихрастым высоким хозяином в сени, а потом и в ярко освещенную горницу. Здесь под самодельным абажуром из ватмана висела мощная лампочка почти белого каления. Под нею на столе поблескивал латунными деталями микроскоп, произведенный в прошлом веке где-нибудь в Германии. Около микроскопа в длинном ящичке зеленели края предметных стекол с препаратами, рядом лежала раскрытая тетрадка. Стригалев молча достал из портфеля свой микротом и с жадной поспешностью унес его за печь. Когда вернулся, на столе возле микроскопа его ждали шесть пакетиков с семенами, разложенные в ряд Федором Ивановичем.
— Это что еще? Тоже вы принесли?
— Один мой... соратник у вас украл. Говорит, если бы были вам нужны, вы бы не разбрасывали их по ящикам своего стола...
Стригалев поднял толстые брови, наставил ухо. Ждал объяснений.
— Говорит, у вас, вейсманистов-морганистов, все равно пропадет. А мы, может, что-нибудь и отберем.
— Для академика вашего? — сказал Стригалев и замолчал, переводя ставший диковатым взгляд с одного предмета на другой. — Знаете, что? Вы возьмите-ка эти семена... Отнесите к себе и пустите в дело. Как будто мне и не показывали.
— Не понимаю... Вы, наверно, не так поняли, что я говорил.