Георг, все еще сидевший за столом Крессов, вначале участвовал в этих попытках. Потом, однако, замкнулся в себе; он твердо решил больше не ждать. Кресс рассказывал ему, как и где он познакомился с Фидлером. Вначале Георг заставлял себя слушать, затем слушал с подлинным интересом. Кресс описывал Фидлера как человека, который не меняется и не доступен ни сомнениям, ни страху. Тут Кресса прервал гомон голосов за окном, оказалось – обычная воскресная экскурсия. Тогда Кресс встал и включил радио. Конец утреннего концерта заполнил еще несколько минут. Георг попросил Кресса принести карту и помочь ему разобраться в вопросах, которые он непременно решил себе уяснить. Около двух недель назад заключенный, прибывший в Вестгофен, из щепок выложил на сырой земле карту Испании и отметил пальцем те места, которые являлись ареной военных действий. Георг вспомнил, как этот человек при появлении часового немедленно все затоптал своим деревянным башмаком. Это был рабочий-печатник из Ганнау. Георг смолк, и время, как ветер, ворвалось в комнату. Вдруг, словно ей приказали заговорить, жена Кресса сообщила, что один из ее братьев уехал в Испанию, чтобы сражаться в армии Франко, и что Бенно, друг ее детства и товарищ брата, тоже собирался поехать с ним. Она продолжала говорить, точно желая оттянуть время, как человек, хватающий первый попавшийся предмет, чтобы заткнуть брешь в плотине.
– Я долго колебалась, кого выбрать – тебя или Бенно.
– Меня или Бенно?
– Да. В общем, как человек он был мне ближе. Но мне хотелось чего-то нового. – Однако ее признания не достигли цели – несколько сказанных слов, в сущности, не заняли никакого времени.
– Идите и работайте, Кресс, и вообще делайте то, что вам нужно, – сказал Георг. – Или возьмите жену под руку и совершите хорошую воскресную прогулку, забудьте на несколько часов, что я тут. Я пойду наверх.
К большому удивлению супругов, он встал.
– Наш гость прав, – сказал Кресс. – Или, вернее, был бы прав, если бы мы были в состоянии это сделать.
– Конечно, в состоянии, – отозвалась жена. – Что касается меня, то я пойду в сад пересаживать тюльпаны.
Редер, правда, не предаст меня, думал Георг, оставшись один, но он может совершить какую-нибудь оплошность. Он не знает, как надо отвечать, он не знает, как надо держаться. Его нельзя винить. Когда человек ослабел от побоев и отсутствия сна, он перестает соображать. Даже самый изобретательный тупеет и теряется, а Пауля, наверно, видели с этим Фидлером каждый день. Гестапо тут сразу разберется. Но Пауля, конечно, винить нельзя. Георг еще раз спросил себя, не следует ли ему уйти отсюда. Даже в лучшем случае, даже если Пауль будет молчать. Что, если и Фидлер, под влиянием страха, ни к кому не обратится и ничего не предпримет? То, чего так боялся Георг во дворе у фрау Грабер, может скорее случиться здесь. Его просто бросят. Не будут разыскивать. Кресс, конечно, не из тех, кто в силах помочь ему и дальше. Разве не лучше, чем ждать долгие дни, уйти сегодня же?