В очках, подумал Георг. Значит, Пельцер. Как он попал сюда?
Час спустя Фриц наткнулся на запакованную машинную часть, лежавшую с наружной стороны ограды. Его мать, бабушка и несколько соседей, дивясь, столпились вокруг нее. Они узнали по ярлыку, что эта машинная часть из Оппенгейма и предназначается для сельскохозяйственного училища. Пришлось одному из Альвинов снова завести машину – автомобилем до училища было всего несколько минут езды, – а зрители засыпали его расспросами: что рассказал его брат, который опять ушел в поле, насчет того, как он доставил беглеца в лагерь?
– Здорово ему наклали? – спросил Фриц, блестя глазами и переступая с ноги на ногу.
– Наклали? – откликнулся Альвин. – Тебе бы разок накласть. Я просто диву дался, как прилично они с ним обошлись.
Пельцеру даже помогли сойти с машины. Он так напряженно ожидал побоев и пинков, что когда его осторожно, под мышки, вытащили из автомобиля, он как-то весь обмяк. Без очков он не мог понять по выражению лиц, каковы причины столь осторожного обращения. Какая мгла разлилась вокруг! Им, этим человеком, для которого все было теперь потеряно, овладела беспредельная усталость. Его отвели не в барак начальника, а в комнату, где обосновался Оверкамп.
– Садитесь, Пельцер, – сказал следователь Фишер вполне миролюбиво. Глаза и голос у Фишера были такие, какие полагается иметь людям, чья профессия состоит в том, чтобы извлекать что-то из других: тайны, признания.
Оверкамп сидел в сторонке, ссутулившись, и курил. Видимо, он решил предоставить Пельцера своему коллеге.
– Небольшая прогулка, а? – сказал Фишер. Он рассматривал Пельцера, который слегка покачивался всем корпусом. Затем углубился в бумаги. – Пельцер Евгений, рождения тысяча восемьсот девяносто восьмого года, Га-нау. Верно?
– Да, – сказал Пельцер тихо, это было первое слово, произнесенное им с минуты побега.
– Как это вы, Пельцер, пустились на такие штуки, как это именно вы дали уговорить себя такому типу, как Гейслер? Смотрите, Пельцер, прошло ровно шесть часов пятьдесят пять минут с тех пор, как Фюльграбе ударил лопатой часового. Скажите на милость, давно вы все это затеяли? – Пельцер молчал. – Неужели вы сразу же не поняли, что это пропащее дело? Неужели вы не попытались отговорить остальных?
Пельцер ответил почти шепотом, так как каждый слог был для него точно укол:
– Я ничего не знал.
– Бросьте, бросьте, – сказал Фишер, все еще сдерживаясь. – Фюльграбе подает знак, вы бежите. Почему же вы побежали?
– Все побежали!
– Вот именно. И вы хотите меня уверить, что не были посвящены? Ну, знаете, Пельцер!