– При случае я, разумеется, взглянул бы, – сказал он.
– А какие у тебя планы на сегодняшний вечер? – спросил Франц.
– Какие у меня могут быть планы? – отозвался Георг. Оба без видимой причины смутились. Всю дорогу до Старого города они молчали. Теперь Франц охотно бы придумал предлог, чтобы отделаться от Георга. И для чего он зазвал к себе этого парня! Он ведь хотел почитать. Франц зашел в магазин, купил колбасы, сыру и апельсинов. Георг ждал перед витриной, его лицо было почти мрачно, без обычной улыбки. Франц, совершенно не понимавший, почему он мрачен, наблюдал за Георгом в окно магазина.
Франц жил в то время на Гиршгассе, под одной из уютных горбатых шиферных крыш. Комната была маленькая, с косым потолком и дверью на лестницу.
– Ты здесь совсем один живешь? – спросил Георг.
Франц рассмеялся.
– Семейством я еще пока не обзавелся.
– Значит, ты живешь совсем-совсем один? – продолжал Георг. – Ну, тогда понятно!
Его лицо окончательно омрачилось. А Франц догадался, что Георг, видимо, ютится в тесноте, в большой семье. Это «ну, тогда понятно» означало: «Вот как ты живешь. Не удивительно, что ты такой умный».
– Может быть, хочешь ко мне переехать? – спросил Франц. Георг удивленно уставился на него. На его лице не было и следа улыбки, никакого высокомерия, словно его застигли врасплох и он не успел вооружиться своим обычным выражением.
– Я? Сюда?
– Ну конечно.
– Ты это серьезно? – вполголоса спросил Георг.
– Я всегда говорю серьезно, – отозвался Франц.
На самом деле вопрос о переезде он задал отнюдь не серьезно, эти слова как-то нечаянно вырвались у него. Серьезность, даже мучительную серьезность он приобрел только потом. Георг побледнел. Франц только сейчас понял, что эти случайные слова имеют для Георга безмерное значение, может быть, это поворотная точка его жизни. Он схватил Георга за локоть.
– Значит, решено.
Георг высвободил локоть.
Он сейчас же от меня отвернулся, вспоминал Франц, он подошел к окну и совершенно заслонил мое маленькое оконце. Был вечер, зима. Я зажег свет. Георг сел верхом на стул. Его темные густые волосы прямыми прядями спадали с макушки на лоб. Он чистил себе и мне апельсины.
Я взял кувшин, продолжал вспоминать Франц, чтобы принести воды из коридора. Я остановился в дверях, а он посмотрел на меня. Его серые глаза были совсем спокойны, и эти чудные злые точки в них, которых я в ранней юности так боялся, исчезли. Он сказал: «Я, знаешь, как-нибудь всю нашу комнату покрашу. Вон из того ящика я сделаю тебе полку для книг, а из этого хорошего ящика с запором – шкафчик. Как новый будет! Вот увидишь!»