Однажды играли… (Крапивин) - страница 54

Обычным развлечением было доплыть до плотов, прокатиться на них, а потом – снова на берег. Расстояние было небольшое – иногда метров сто, а иногда и полсотни. Но я сперва не отваживался на такие заплывы. Поэтому компания часто оставляла меня караулить одежду – иногда с девчонками и маленьким Игорьком-Горошеком, иногда одного.

Но вот, когда очередной раз появились плоты. я объявил, что поплыву с остальными.

– Булькнешься, – нагло сказал Рыжий.

– Не булькнусь! Я в бассейне сто метров проплыл! На водной станции! Там нормы БГТО принимали у всех, кто хочет! И мне дали справку, что сдал на отлично!

Это была правда.

Но, конечно, Толька сказал, как мне следует использовать эту справку.

– Брэк! – велел нам Володя Амосов (по прозвищу Амос). Потому что мы уже готовы были сцепиться.

Тоська (в таких же, как у всех, трусах, плоская и тощая, как мальчишка) сказала, что поплывет тоже. Других девчонок и Горошека с нами в тот раз не оказалось. Сторож, значит, был один:

– Темчик, останешься?

– Конечно!.. А вы не долго там будете?

Мы легкомысленно пообещали, что “туда-обратно за пять минут”.

Ближний край плотов оказался совсем недалеко. Я доплыл до него (рядом с Пашкой Шаклиным) без труда. Правда, когда выбрался на бревна, сердце колотилось, но не от усталости, а от волнения.

Мы разлеглись на теплых от солнца стволах. Солнце грело спины, пахло сосновой смолой. Плавное движение по воде нагоняло дремоту. И, видимо, поэтому мы плыли так довольно долго – пока подобравшийся издалека плотовщик не заорал на нас.

Мы посыпались в воду.

Оказалось, что плоты довезли нас почти до моста, за которым начиналась Затюменка.

Обратно было два пути – или вдоль воды, под обрывом, или наверх – по одной из крутых тропинок – а потом по улицам, что тянулись параллельно реке.

Старшие решили двигаться нижней дорогой. Их ожидал трудный путь – не везде были отмели, кое-где откосы уходили прямо в воду, эти места надо было преодолевать вплавь, против течения. Но большие ребята считали несолидным топать по городу в трусах. А мне, Тольке Рыжему, Амирке и Семке Левитину было “п о фиг”.

Тоська пошла с большими. Она стеснялась сказать, что стесняется идти по улицам, и объявила:

– Я еще не совсем головой инвалидная. Тропинки-то через крапиву, а она самая крепкая, “татарская”.

Амирка, видимо, задетый словом “татарская”, ехидно заметил:

– Как других в крапиву пихать, так всегда готова, а как самой идти, так обоссалась…

Тоська в него плюнула, и мы разошлись.

Крапиву мы миновали почти благополучно. Только грузный Семка почесывал бок. И оказались мы у кромки обрыва, где из глины торчали остатки могучего кирпичного фундамента. Раньше здесь стоял большой Вознесенский собор (мне про него мама рассказывала). Перед войной его взорвали – или ради борьбы с религией, или потому, что он грозил рухнуть с оползавшего берега.