…Мы не успели. Когда выскочили на мост, пароход уже прошел под ним и был метрах в двухстах…
Мы помахали ему вслед, но без надежды, что Темчик смотрит назад и увидит нас.
Рыжий подул в горн, но хриплые звуки были совсем не похожи, на ясный сигнал боевой трубы.
– Дай сюда! – велел Генка. Размахнулся и бросил горн в реку.
Все понимали, что так и надо. Никто не сумел бы играть так, как Темчик. А если хуже, это будет… ну, несправедливо.
Я все же сказал:
– Мундштук-то надо было вынуть. Я бы отдал его вожатой…
Мне хотелось сделать что-то честное. В память о Темчике.
– Чего уж теперь-то… – вздохнул Генка.
– Ладно… – сказал я.
Пароход уходил за поворот. И вдруг загудел.
Я подумал: “А вдруг это Темчик, вырвавшись от матери, взбежал на капитанский мостик и попросил капитана попрощаться с нами?.. Со мной…”
…И здесь я сам прощаюсь с Темчиком. Со своей ненаписанной повестью.
***
Зачем я изложил в дневнике этот сюжет? Путано, неуклюже… Наверно, просто потому, что повесть не отпускала меня.
Бывает так, что какая-то начатая вещь берет автора в плен, и нельзя от нее освободиться, пока не напишешь. Хотя бы через силу. Хотя бы вот так, для себя.
Теперь, изложив все это на бумаге, я освободился. Хотя понимаю, что повести нет по-прежнему… Есть только записи о событиях, которые меня долго толкали к этому неполучившемуся сочинению. Реальные события и еще – несколько придуманных эпизодов и деталей.
Интересно все-таки подвести итог и разобраться: что было на самом деле и чего не было?..
19. 04. 97
Так что же все-таки б ы л о из того, что я хотел написать?
По сути дела, все б ы л о. Почти… Был случай с путевкой и ражим пожарником, были игры. Был горн и (увы!) факт похищения мундштука, была история с катанием на плотах, с костями на обрыве и с перепугавшимся за нас маленьким часовым. Была – во всех деталях – гнусная сцена с ТТ, орущей “писят восьма!”
То есть, если брать каждый случай отдельно, то он, как любят сейчас говорить, “имел место”.
Но случаи – это как кирпичики. Понятно, что из одних и тех же кирпичиков можно построить разные сооружения.
Задумывая повесть, я, конечно, укладывал “кирпичики” по собственному плану. Видимо, в этом и состоит труд литератора. Я переставлял события, менял иногда имена, выстраивал по-своему причинно-следственные связи. Скреплял “кирпичики” раствором фантазии. А раствор этот был замешен на ощущении давнего детства, на моей любви к старому кварталу, на его поэзии, которую я тогда ощущал интуитивно…
Я рассказываю об этом подробно потому, что не только ненаписанная повесть “Однажды играли…”, но и многие другие, написанные (“Тень Каравеллы”, циклы “Шестая Бастионная” и “Золотое колечко…”, недавно законченная “Тридцать три – нос утри”) – появились на свет по тем же правилам.