Командир, Тиан Таргон, к которому, собственно, и была обращена эта речь, поморщился и покачал головой.
– Я тут ее просмотрел бегло, – сказал он. – Она, знаешь ли, персик.
– Ну так…
– Кажется, ты стал уже меня перебивать?
Локс на глазах выпустил из себя почти весь воздух, как-то обмяк:
– Виноват, шеф. Прости.
– Там простится… Персик она, я сказал. То есть на ощупь мягкая, на вкус сладкая, но внутри – косточка такая, что зубы обломаешь. Можно, конечно, молотком – но есть опасность ядрышко расплющить, а нам оно годится только в сохранном виде.
– Шеф, так и я ведь о том же. Молотком нельзя, конечно, но у нас ведь до утра все равно время пустое, а я за это время ее расколол бы, ручаюсь.
– Чем же это, Локс, ты ее колоть станешь?
Локс сказал – чем. Все невольно заржали. Но сам он остался серьезным. Добавил только:
– Против меня, в натуре, ни одна больше часа не выдерживала, потом сама начинала плакать и просить, чтобы поскорее… А уж сейчас, когда нам силы даны сверх естества…
– Ну ладно, – сказал шеф, – ну уложил ты ее, и что? Сразу она начнет петь, по-твоему?
– Шеф, можно вопросик, не обидишься? Прости заранее.
– Ну?
– Ты когда в последний раз с бабой спал?
– Давным-давно. Когда еще жив был. Так что любопытство твое не к месту.
– А я не из любопытства. Просто – ты забыл, значит, а может, и не знал, на что баба способна, если она к тебе загорелась… Продаст все на свете за ничего, только бы ты ее не отталкивал… Такими они созданы, и как бы ни притворялись, что такие и этакие, на деле все такие же, как и в первый день, только надо уметь так с нею обойтись, чтобы она сама это почувствовала…
– Вот как. А ты умеешь, выходит?
– Хвалиться не хочу, грешно, но у меня к этим делам талант. Не одна из них мне это говорила. Так что если позволишь… Терять-то мы ничего не потеряем, зато если удастся…
Шеф думал недолго. Решил:
– Ночь – твоя. С рассветом в любом случае выходим на поиск.
– Все понял, шеф. И уже иду.
Вирга вдруг почувствовала, что устала, как если бы весь день только и делала, что занималась хозяйством – убиралась, стряпала, возилась в саду, хотя на самом деле время прошло в безделье, зато в нервном напряжении, вполне понятном. Теперь уже настала ночь, в доме было тихо, никто ее не звал и ничего не требовал; наверное, следовало ложиться спать, полагаясь на то, что завтрашний день вместе с утренним светом принесет и какую-то ясность; такая неопределенность, как сейчас, никак не могла, по ее убеждению, продолжаться бесконечно. И, в очередной раз вздохнув, Вирга принялась готовиться ко сну.