Констебль всегда считал, что несет личную ответственность за безопасность жителей Беркена. Он не мог допустить и мысли, что кто-то решится на воровство или грабеж в пределах города.
В его доме никогда не запирались входные двери. Этим Клиф хотел продемонстрировать, что надежно охраняет покой граждан. И об этом знали все.
Действительно, воровство и грабеж практически не имели места в Беркене. А если что и происходило, то до власть имущих, в частности Уотертауна, не доходило. Все решалось полюбовно или ударом острого клинка. Труп за городские ворота – на съедение хищникам. Никто не станет особо беспокоиться о пропавшем.
Но было и то, о чем никто не знал. Уотертаун считал, что для здорового сна ноги нельзя перегревать, а вот голову следует держать в тепле. Потому он носил ночной колпак. Об этом никто не знал. Кроме его жены.
В эту ночь Клиф долго ворочался, перед тем как уснуть. Неясная тревога, предчувствие беды не давали ему покоя. Наконец он забылся тяжелым сном.
Проснулся констебль внезапно, от удушья. Казалось, что-то навалилось на лицо и не дает дышать.
В комнате было темно. Спросонья он не сразу понял, что кто-то натянул ему колпак на лицо и чьи-то грубые руки вытаскивают его из постели.
Сперва он даже не поверил происходящему. Подобное не могло случиться с ним, констеблем Клифом Уотертауном.
– Не дергайтесь, и никто не пострадает, – сказал чей-то неприятный голос.
– Гляди-ка, кто бы мог подумать, что он спит, как старый козел, в ночном колпаке. Ну умора.
– Сильвия, – позвал Уотертаун жену. – Что вы сделали с моей женой?
– Не думайте ничего плохого. Ей никто не причинит вреда. Даже несмотря на то, что она жена государственного изменника. Женщина, что с нее взять.
– Я не могу идти в ночной рубашке. Снимите с меня колпак, я хочу видеть ваши гнусные рожи, – заревел Клиф.
– Зачем? – вновь прозвучал насмешливый голос. – Вы государственный изменник, продавали Беркен своркам и коронетам. Вас и судить никто не будет, удавят в камере, и все.
– Пошли. Мы сильно задержались.
– Вы не можете так поступить с моим мужем, – неожиданно раздался твердый голос жены констебля. – Не знаю, что вы там придумали. Он офицер, вы не смеете его позорить. Немедленно позвольте ему одеться.
– Ишь ты, как заговорила, в каземат с муженьком захотела, – загремел чей-то голос.
– Да ладно, ребята, она дело говорит. Пусть оденется. Чтоб там ни было, неудобно офицеру в бабьей ночной рубашке и в колпаке идти. Не сбежит небось. А сбежит, у нас его жена осталась. Одевайтесь, Уотертаун.