– Нет. Но для того, чтобы помочь им, мне нужно объединить страну. Как ты не понимаешь? Да, не обойдется без жертв. Но все это временно. В конце концов, лучше погибнуть на войне, чем всю жизнь прожить, как тягловый вол.
Его голос не повышался, в глазах не загоралось огня. Он не был фанатиком, этот Джоэл Линден.
Скорее подвижником.
– Когда я стану правителем, все изменится. Я введу новые законы. Займусь просвещением. Культурой. Мы посжигаем к троллям древние уродливые здания и построим новые, современные и прекрасные. Так и будет, Майкл – просто не стой у меня на пути.
– Ты забываешь главное – у тебя нет армии.
– У меня она есть. Я вернусь в столицу. Подам доклад в Высокий Совет. Со времен Лернея прошло только два года, Майкл. Эльфы еще помнят, что такое храбрость и честь. Они не разучились помогать другим народам.
– Скорее они научились убивать…
– Это все слова. А дети, которые с пяти лет работают на полях, – это реальность, Майкл. Ты ее не видишь, тебе приятней вести прекраснодушные разговоры. А эти люди чуть не развязали гражданскую войну из одной только мелкой крестьянской жадности.
– И новая война их отучит от этого?
– Ты все переворачиваешь с ног на голову. Но это не важно. В столице много бывших офицеров, которые думают так же, как я. Если нас не поддержит Высокий Совет – мы соберем деньги и наймем армию. Люди, которые живут здесь, достойны лучшего.
Я повертел в руках свой наградной пистолет.
– Знаешь, Джоэл, ты прав, – произнес я. – Многие в столице тебя поддержат. Поэтому я не могу выпустить тебя.
Линден посмотрел на меня, потом на клинок, который держал в руках. Взмахнул им – не угрожая, а просто для того, чтобы послушать свист.
– Это лишено смысла, – сказал он. – Эльф не может убить эльфа. Разве ты не помнишь, за что мы сражались?
– Не понял.
– Никто не погибнет, все вернутся домой. Никто не верил, что это возможно, – ведь шла война. Но мы смогли, мы не потеряли ни одного солдата. Неужели ты сейчас…
– Джоэл… – прошептал я. – Бедный, несчастный Джоэл.
Он вскинул голову, в его глазах впервые появилось живое человеческое выражение, а не отрешенность подвижника.
– О чем ты говоришь, Майкл? – спросил он.
– А мне казалось, что Эдди немного странный… Да он полностью нормален по сравнению с тобой.
Я не мог больше стоять. Рядом со мной стоял стул, обитый потертой кожей, и я опустился на него.
– Думаешь, почему мою команду выбрали, чтобы маршировать через всю столицу? И почему после этого я не смею показать туда носа? Мой отряд был один из немногих, который вернулся весь. Другим повезло меньше.