– Зато спокойнее… Я ведь привык к спокойным стоянкам, – краснея, промолвил капитан. – Обедать прошу ко мне, Александр Петрович.
И вдруг побежал к письменному столу и принес Артемьеву два письма: одно толстое, другое потоньше.
Алексей Иванович извинился, что чуть было не запамятовал порадовать Александра Петровича вестями с родины.
Письма были получены две недели тому назад с английскою почтой.
Артемьев взглянул на два конверта и, обрадованный, сунул их в карман и прошел в кают-компанию.
Он представился всем бывшим там: двум лейтенантам, механику, доктору и иеромонаху, обменялся рукопожатиями и приказал вестовому прежнего старшего офицера открыть сундуки и достать мундир, трехуголку, эполеты и саблю.
И пошел в свою просторную, светлую каюту читать письма.
Он сперва жадно проглотил небольшое душистое письмо, полное коротких, размашистых фраз, таких же волнующих, чувственно-кокетливых, какими была вся она, и полное восклицательных знаков, словно бы усиливающих силу первого увлечения «великолепной Варвары».
Она писала о последнем прощании, когда пожертвовала всем ради его любви, и надеялась, что жертва ее не забудется милым, безумно любимым. Только он заставил ее понять настоящую любовь и отвращение к мужу… И она обещала при первой же возможности приехать в Нагасаки… Она «переговорит обо всем с мужем», вымолит развод, и тогда…
Следовал ряд восклицательных знаков и подпись: «Твоя».
Потом Артемьев, еще не успокоившийся от волнения, стал читать большое, сдержанно-любящее, дружеское и умное письмо Софьи Николаевны.
Ни одного восклицательного знака. Ни одного упрека. Ни одного звука об ее отчаянии, любви и влюбленности.
В письме Софья Николаевна больше писала о детях и умела схватить и передать их характерные черты. Извещала, что дети здоровы, часто вспоминают и говорят об отце, описывала их обычную жизнь и затем сообщала о новостях общественного характера, о новой интересной книге.
В пост-скриптум Софья Николаевна сообщила, что в последний ее обычный вечер в опере она видела двоюродного брата Вики, только что вернувшегося из Японии с молодой, очень милой женой англичанкой, «обещали быть у меня», – да встретила в фойе Каурову, по обыкновению, элегантную, блестящую и очаровательную, и с ней Нельмина.
Кстати об этом несимпатичном карьеристе. Вики рассказывал, будто Нельмина назначают товарищем Берендеева. Это – как бы преддверие… Неужели Берендеев не раскусил этого интригана?..
Письмо жены Артемьев прочел с интересом, со спокойною радостью за близких и с каким-то невольным чувством виноватости и в то же время некоторой враждебности, именно потому, что он не мог не сознавать, какая его жена хорошая и чудная женщина.