И – Владимир Владимирович, с лицом, измазанным кетчупом, с лацканами пиджака, умащенными майонезом. С брюками, усыпанными пеплом.
– О, Ваханг, дарагой! – Шеф наконец сфокусировал на своем шофере разъезжающиеся в стороны зрачки. – Мы... – Владимир Владимирович глубоко задумался.
Вахтанг терпеливо ждал.
Шеф взял с тарелки последнюю оставшуюся сардельку, тоскливо поглядел на нее, надкусил и бережно положил назад.
– Мы едем, – наконец сказал он. – Да.
– Мы? – вопросительно поднял черные брови Вахтанг. Вопрос вновь поверг Владимира Владимировича в задумчивость. С минуту он посидел, шевеля губами.
Бомж, прижав рукой гитарные струны, ехидно поглядывал на Вавилова.
И остальные тоже смотрели теперь на него. Даже спящий мужик вдруг проснулся, повернулся на другой бок и глядел, глядел, прищурившись.
– Мы, – подтвердил Вавилов. – Все... И я. – Он грозно обвел глазами номер. – Все! – сказал он еще раз.
Вахтанг кивнул. Вахтанг не любил лишних слов.
Какофоническое исполнение «Весны священной» оборвалось так же внезапно, как и началось.
У Мишунина было отличное зрение. И он увидел, как в «России» распахнулось одно из окон на восьмом этаже и оттуда вырвалось несколько точек. Точки направились прямо к нему, к Мишунину.
Только не голуби, нет!
Это были не голуби. Это были дрозды. Пропорхнули прямо над головой, сделали круг над мавзолеем, взмыли вверх, к рубиновым звездам Спасской башни, и канули, растаяли в ослепительном сиянии солнца.
Мишунин перенес вес тела с одной ноги на другую.
До дембеля тридцать восемь дней.
Алексей Рыбин
Виктор Беньковский