Вильману казалось, он душит мертвеца. У него самого глаза вылезли из орбит от одной только мысли о жабрах. Невидимые под одеждой, они шевелятся. А сама жертва обрела реальный облик ракообразного существа, нечувствительного к боли, и перешла на жаберное дыхание.
— Дуг, сломай ей шею!
Спина. Треклятая спина перед глазами. Мокрая, в крупную клетку рубашка. В этот миг, когда мышцы Николь вдруг резко обмякли, Хаксли подумал: «Все, конец». Но они вдруг сократились с такой силой, что он едва не выпустил ноги жертвы, а Вильмана подбросило так, словно он оседлал не женщину, а быка на родео.
Хаксли крупно трясло. Он понимал, что Вильман не дает Николь дышать, не мог понять его состояния, куда девались его силы. Дико было представить, что хрупкая женщина отбирает у них энергию и постепенно одерживает верх.
Зубы женщины впились в ладонь Вильмана, и он, превозмогая боль, надавливал на нее все сильнее.
— Дьявол... — прошептал он.
Хаксли не выдержал первым. Он отпустил ноги Николь и, размахнувшись, со всей силы ударил ее в живот. Чуть сместил направление удара и опустил кулак в район печени. Бил и бил ее, каждый раз бросая в спину Вильмана: «Ну что с ней?» Ничего. Его рука ударяла в упругий, «хирургический» живот. Пряжка наручных часов расстегнулась; на них секундная стрелка пошла на четвертый круг.
Но вот ноги Николь, показавшиеся Хаксли ногами огромного кузнечика, медленно, будто со скрипом, согнулись в коленях, и каблуки босоножек оставили на крашеном полу ровные полосы. Несколько мгновений — и напряженное тело вдруг резко ослабло. Колени Николь разошлись в стороны, и Хаксли увидел лужицу, растекающуюся под ней.
— Конец... — прошептал он, готовый рухнуть рядом.
Вильман рывком встал с Николь и уставился на свою ладонь. Выругался и сильно тряхнул рукой, разбрызгивая по комнате кровь:
— Сука, она руку мне прокусила! — Он нагнулся и наотмашь ударил Николь в голову.
— Тсс! — Хаксли приложил палец к губам и, подойдя к двери, открыл ее, снова выглянул в коридор. Из бара доносилась тихая неаполитанская мелодия. Вроде бы не нашумели.
Он вернулся на середину комнаты, бросил взгляд на тело, лежащее между двумя кроватями, и поднял с пола сумку. Вывалив ее содержимое на кровать, он первым начал исследовать вещи. Вильман, перевязав руку носовым платком, стал рыться в кармашках сумки.
Сердце Хаксли екнуло, когда он взял в руки черный бюстгальтер и нащупал что-то твердое и овальное. Колье! — прострелила мысль его мозг. Он, словно был близоруким, поднес лифчик к глазам, уловил его свежесть, втянул носом воздух... То, что он принял за колье, оказалось лишь частью охватывающего грудь белья, вставкой из китового уса.