Разумеется, многими чертами сюжета пьеса В.Розова дерзко противоречила математически выверенным канонам жанра научной фантастики (и мебель на Луне, и разгерметизация станции - в результате которой погиб бы не только мальчик, но и все обитатели купола...). Это и было одной из целей автора: в недрах официального жанра и официально приоритетной "лунной" тематики необходимо было создавать принципиально новые произведения, которые бы ломали стереотипы. Впервые читателю предлагался настоящий выбор - между трафаретной "Лунной дорогой" Александра Казанцева и раскованным, ироничным "Билетом на Луну" Андрея Измайлова (повесть напечатана в "Юности" в 1959 году), между примитивно-агитационной "Проданной Луной" Абрама Кнопова и веселым гротеском Владимира Тендрякова "Тройка, семерка, туз" ("Новый мир", 1960 год) - где действие происходило параллельно на космическом корабле "Стремительный" и в глухом сибирском селе Нижние Дергачи. Даже Степан Кургузов, взявши было себе за правило не реагировать ни на какие вражеские вылазки, - и тот не выдержал, ударил по Тендрякову большим "подвалом" в "Литгазете", написанном В.Ермиловым. Люди-марионетки на "Стремительном" слишком уж откровенно и издевательски напоминали бесплотных космонавтов из "Кратера Браге" самого Кургузова и героев сотен его литсобратьев. Тендряков, писатель большего таланта и большого ехидства, собрал на борту "Стремительного" все человекоподобные схемы, лелеемые ведущими писателями Секции, желая утопить их вместе с кораблем на Луне, в безводном и бездонном Море Дождей. Кстати, статья-донос В.Ермилова не пропала даром - ее вместе с повестью Тендрякова услужливые референты поднесли Хрущеву в самый подходящий для этого момент: в апреле 1960 года, сразу после взрыва на старте в Капустинем Яру первого экспериментального космического корабля "Победа" вместе с пилотом-камикадзе Александром (Андреем?) Архангельским. Тогдашний главный редактор "Известий" Алексей Аджубей в своей книге "Те десять лет" вспоминал потом, как Хрущев, лениво перелистав голубенькую книжку "Нового мира", задержался на статье Ермилова в "ЛГ", побагровел и выругался: "Вот паскуда!" Мемуарист вначале, не поняв, решил было, с чувством облегчения, что слова эти относятся к Ермилову, однако потом оказалось, что Первый имел в виду Тендрякова, посмевшего устроить аварию в своей повести. Эти строки и проясняют тот загадочный эпизод на встрече Хрущева с фантастами, который много лет спустя с недоумением описывал в своем очерке "На блаженном острове коммунизма" сам Тендряков: "Я стоял в стороне, всматривался в умилительную картинку и вдруг... Вдруг через головы толкущихся я встретился с направленным прямо на меня - могу поручиться! взглядом Хрущева. Только что он добродушно улыбался, и лицо его, чуточку разомлевшее от жары, право же, выражало удовольствие. Сейчас я через головы, на расстоянии видел уже совсем иное лицо - не размягшее, не отдыхающее, а собранное, напряженное, недоброе. Взгляд, направленный на меня, казался подозрительно-недоверчивым, почти угрожающим. Так могут смотреть только на врага..."