— Бред собачий! — ответил Роважински.
— Вы только раздуваете его самомнение. Чем больше внимания, по его мнению, он получает, тем больше ему это нравится, — снисходительно прокомментировал психиатр, словно его пациент был глухим.
— Так что, черт возьми, с ним делать? Вы знаете, что помимо... помимо всего прочего, он убил собаку, французского пуделя, любимца семьи?
— Да, я слышал об этом. Что ж... мания величия. И паранойя.
— Полагаю, его изолируют?
Роважински внимательно прислушивался к разговору, по-птичьи поворачивая голову от одного собеседника к другому.
— Будем надеяться, — как-то безнадежно ответил психиатр.
— Куда его поместят?
— Может, в Бельвью... для начала. — Психиатр складывал бумаги в портфель.
— Ничего вы от меня не добьетесь, я говорю правду! — заявил Роважински, выставив вперед небритый подбородок. Его глаза сверкали, а на щеках и на кончике носа выступили розовые пятна.
Кларенс заметил, что на Роважински были новые ботинки, новые брюки, которые он, наверное, купил на деньги мистера Рейнолдса.
— Подонок, — пробормотал Кларенс. И добавил, обращаясь к психиатру: — По крайней мере, он наверняка признается в том, что убил собаку.
— До свидания, Кеннет, — бросил доктор.
Кларенс вышел вместе с ним, сочтя, что полезней поговорить с психиатром, чем с Роважински. Охранник подошел и запер дверь камеры.
— Он, конечно, неприятный субъект, — заявил врач, — но собака — не человек. Вас больше задевает, что он обвинил вас во взяточничестве.
— Вы можете определить, когда этот человек врет, а когда говорит правду?
— Иногда. Когда его хвастовство слишком явно. Он утверждает, что без передышки переплывал туда и обратно Гудзон. — Врач рассмеялся. — Как Ллойд Брайен, по его словам. Как будто я знаю Ллойда Брайена, тоже хромого, как он говорит.
«Боже мой, он имел в виду лорда Байрона, — понял Кларенс, — и что же в этом, черт возьми, забавного?»
— Я хочу знать, можете ли вы или другой доктор написать в заключении, что этот человек лжет относительно пятисот долларов. — Кларенс понимал, что надо отпустить психиатра, который должен еще зайти к Сантини.
— Гм-м, — произнес доктор задумчиво.
— Когда мне позвонить, чтобы выяснить это? — спросил Кларенс.
— Лучше обратиться в Бельвью.
— Завтра?
— Возможно, завтра, да. — Психиатр вошел в кабинет Сантини.
Помедлив немного, Кларенс вернулся к камере Роважински.
Поляк встал и насмешливо посмотрел на него.
— Признайтесь, что солгали, Роважински. Вы не скоро выйдете отсюда.
— Это по-вашему так. Я расскажу им правду!
Кларенс отвернулся и направился к выходу. На улице он едва не столкнулся с Манзони: полицейский шел ему навстречу размашистой, энергичной походкой. Самодовольная улыбка превратилась в гримасу, когда он увидел Кларенса.