— Почему мне никто не рассказывал? Когда это было?
— Около трехсот двадцати миллионов лет назад. Ты тогда был еще маленький. Здесь сказано, что линия разлома тянется от Стейтен-Айленда до Коннектикута и Массачусетса. Взгляни. — Он загнул страницу, показал. — Разлом сворачивает от Ист-Ривер и делает обратную петлю к реке. — Джек вдруг сильно удивился. — Будь я проклят! Дом того самого экстрасенса стоит прямо на линии Камерона...
— Экстрасенса? — переспросил Эйб. — Неужели ты...
— Ни в коем случае, — открестился он. — Нечто вроде развлечения.
И рассказал, как Джуни Мун искала пропавший браслет.
Эйб покачал головой:
— Оболванивание Америки — государство открывает астрологические школы, школьные советы включают в программу креационизм, люди выкладывают сотни долларов за пузырьки с водой, на которых наклеены этикетки «витамин О», возвращаются гомеопатические средства, большинство из которых мало чем отличается от «витамина О», магические кристаллы, фэн-шуй... Ох, Джек, я теряю надежду.
— Ну, для начала, ты, собственно, никогда не был доверчивой крошкой Мэри.
С момента знакомства Эйб предсказывал социальную и экономическую катастрофу и серьезно к ней готовился.
— У человека должна оставаться надежда. Я всегда думал, что с накоплением и углублением знаний люди постепенно движутся из тьмы к свету. Видимо, многие предпочитают мрак.
— Бред в стиле «нового века», — согласился Джек. — Почему эти идеи вошли в моду? Золотое дно для артистов-мошенников. Интересно бы знать, почему это сейчас происходит? Мы вылезли из мистического вздора, а с семидесятых годов сваливаемся обратно. Что нас заставляет?
Эйб пожал плечами:
— Возможно, наука.
— Я думал, наука решает проблему.
— Лучше сказать, реакция на науку. Все жаждут трансцендентности...
— Это еще что такое?
— Загробная жизнь. Бестелесное существование. Иными словами, мы хотим жить дальше. Ты веришь в трансцендентность?
— Хотелось бы. То есть приятно думать, что какая-то моя искорка будет гореть и гореть... хотя...
— Что? Для веры в собственное бессмертие недостает самолюбия?
— По правде сказать, я особенно не задумывался на этот счет. В любом случае, не понимаю, как это повлияло бы на повседневную жизнь. Я знаю лишь один способ жить. А при чем тут наука?
— При всем. Чем дальше она раздвигает границы неизвестного, тем менее определенной становится трансцендентность. Люди слишком остро реагируют. Рациональность не утешает, поэтому они ее отбрасывают и цепляются за иррациональность, даже самую фантастическую.
Джек взглянул на него:
— Мы с тобой знаем, что на свете есть вещи, которые нелегко объяснить.