Тут он накрутил на ручку тигля холстину, вытянул его из горна, поднёс к щипцам и, остановив дыхание, струйкой, не толще молочной коровьей струи, одним длинным движением вылил ярко-жёлтую жидкость в закреплённую форму. Отставив опустевший тигель, он отпустил крепление, схватил щипцы и окунул их оконечный, наполненный жидким золотом шар в ту же нишу с водой, куда не так давно выбросил недокованное железо. Окунул, быстро выдернул из воды на воздух и, постояв так минуту-две, снова погрузил - да там и оставил. Выпустив клещи из рук, он стал снова рубить монеты на небольшие чешуйки и наполнять ими тигель. К тому времени остыла форма, и мастер, вытащив её, почерневшую от воды, наружу, поднёс к наковальне, разъял чаши - и на железную, тёмную, иссечённую ударами молотов поверхность выкатился сверкающий, новенький, тяжело стукнувшийся золотой шар.
Бэнсон, как будто притянутый некоей невидимой силой, шагнул и взял шар в ладонь - ещё горячий, блестящий, тяжёлый. «Вес - как раз к силе руки, - подумал он, - и в мешочек поместится». И, пока он баюкал в ладонях невиданное аркебузное яблочко, на наковальне стукнуло и покатилось ещё одно - точно такое.
А кузнец не просто колдовал у горна, - священнодействовал. Движения его боли точны и быстры. Звенел, поддеваемый совком из мешка, уголь; хлопали и хрипели меха; стучал молот и клацало, прорубая монеты, зубило; щёлкали, соединяясь, половинки литейной формы; шипела вода; звонко падали на наковальню горячие ядра. И между всем этим кузнец ещё успевал смахивать со лба пот и насухо вытирать подфартучником мокрые закопчённые пальцы. Его безостановочное мелькание завораживало не меньше, чем вид и ощущение тяжести горячего золотого шара в руке.
Бэнсон опомнился только тогда, когда кузнец прохрипел:
– Девятый! Сейчас будет полный десяток.
– Стоп! - торопливо сказал заказчик. - Больше не надо.
– Так что, - нерешительно спросил, опустив руки, разгорячённый кузнец, - больше не надо?
– Нет.
– Горн можно тушить?
– Туши.
Затихли меха, перестал гудеть горн, и, казалось бы, конец всей работе, но мастер провозился ещё полчаса. На каждом ядре он счистил напильником сегментальный шов и каждое заполировал.
– Этого хватит? - спросил Бэнсон, оставляя на краю наковальни золотую монету и половинку ещё недорубленной.
– Мне? Гинею? - изумлённо-недоверчиво проговорил кузнец и, спрятав в какой-то кармашек под фартуком плату за необыкновенный заказ, поклонился. Сказал проникновенно: - Спасибо за щедрость!
Бэнсон, усевшись в седло, гибко склонился вперёд, подавая на прощание руку вышедшему из кузни мастеру. Тот, подавая в ответ свою, устало сказал: