– Станина наверняка вкопана в землю, и тяжесть… Четвёркой лошадей не своротишь!
Начались жилые постройки - многоярусные, с лабиринтами ходов, балконов, лестниц и лесенок. Вдруг Давид придержал лошадь: - Смотри, Томас! Что это там?
– Кажется, мост. - Если есть мост, значит, там ручей. Хорошо бы местную воду испробовать!
И точно, мы свернули, и через минуту копыта лошадей зацокали о каменную, выгнутую изящной аркой над ручьем спину небольшого моста. Миновав его, мы подъехали к маленькому одноэтажному зданию, из недр которого, с шумом и клёкотом выбегал искристый, прозрачный ручей.
– Сильный родник, - уважительно заявил Давид, слезая с лошади.
Он передал мне поводья, подобрался к ручью, кряхтя, наклонился и отведал воды.
– Хрусталь! - поднявшись, Давид повернул ко мне мокрое, с довольной улыбкой лицо. - Лёд и хрусталь!
Сбоку от родника стояло громадное здание - не с дверями, а высокими дубовыми воротами, которые сохранились, видимо, лишь потому, что снять их было никому не под силу. Мы въехали на лошадях - по ступенькам и внутрь.
– Ну что, - сказал Давид, - вполне приличное помещение.
Мало сказать - приличное. Квадрат, шагов сорок на сорок, с дюжиной окон, заколоченных рогожей и досками. На полу - не плахи, а тёсанные в брус брёвна. Камин, в который можно въехать на лошади. В нём - вертел, на котором можно зажарить быка. Вдоль одной из стен - на сорок же шагов лавка, такая широкая, что на ней можно было, откинувшись, лечь, а перед ней - такой же длины стол. Многочисленные ноги его уходили вниз, сквозь брёвна, и, очевидно, это также было причиной того, что стол не унесли, - хотя один край был изрядно выщеплен топором: какой-нибудь заблудившийся странник не нашёл другого топлива для костра. Встав на седло ногами, я дотянулся и содрал с одного окна полусгнившие доски с рогожей. Будет хоть немного света, когда закроется дверь. Мы отвели к ручью и напоили лошадей и, вернувшись, сняли с них сбрую и привязали в углу, насыпав в торбы овса. - Камин затопить нечем, - посетовал Давид, устраиваясь на боку на длинной лавке. - В Англии и без того дерева мало. А тут - всё, что можно - пожгли.
– Подожди-ка, - сказал я в ответ и, натянув снятый было сапог, вышел из «каминного» зала.
Вернувшись к мосту, я взялся и крепко потряс одно из перил. Подгнившие концы его легко вывернулись из удерживающих их железных колец. «Всё равно новые ставить!» Обратно я вернулся с тяжёлой охапкой длинных, потемневших от времени деревянных жёрдок. С грохотом сбросив эту ношу возле камина, я потянул за висящий сбоку него шест, который вверху, почти под потолком был кольцом соединён с рычагом шибера. Потянул - и шибер, проскрипев, отворился. Через полчаса в камине пылал огонь, Давид негромко похрапывал на лавке, а я сидел за огромным столом и, разложив перед собой новенькие, хрустящие, с гербами бумаги, перебирал их, выхватывая взглядом случайные строчки: «собственность на строения… собственность на угодья… на лес… на ущелье с участком реки… итоговая собственность…» И везде владельцем этого необъятного имущества был вписан некий «Сопливый Счастливчик» Том Локк. Давид перестал храпеть, поднял голову, бросил взгляд на бумаги. - Скоро всё надо будет менять, - сказал он с некоторым пренебрежением.