— Кажется, не едут… Однако у меня большая близорукость…
— Даже в очках? — спросил Эжен.
— И в очках.
Он всмотрелся в дорогу за моей спиной.
— Бандит выскочил из «4Л», если я не ошибаюсь?
— Угу… — Давидов заставила «фольксваген» проскочить перекресток в самый последний момент.
Красный огонь вспыхнул тотчас за нами, лизнув нам заднее стекло.
— «4-Л» не видать. И наших тоже не видать.
— Нужно остановиться и подождать их.
— Не нужно останавливаться. Что, если бандиты едут за нами? У нас ведь даже ножа с собой нет, — сказал я.
Я очень сожалел о том, что засиделся у Давидов после обеда и не сумел убежать от компании. Теперь судьба тащит меня вместе с «фольксвагеном», с моей переводчицей и ее любовником. И куда? Мне решительно не нравилось уже одно то, что меня тащат.
Они даже не обратили внимания на мою реплику. Сразу за мостом Иены Давидов заставила «фольксваген» въехать на тротуар. Выключила мотор и вышла из машины. Эжен вышел вслед за нею. Стоя у края автострады, они стали вглядываться в автомобили. Я остался сидеть в «фольксвагене», лишь откинувшись на сидении и расстегнув белое тесное пальто. Я был зол на них и на себя. Мой инстинкт, столько раз выручавший меня в Харькове, Москве и Нью-Йорке, толкал меня в желудок, заставляя волноваться кишки. Он всегда толкает меня в таких случаях в желудок, это наш условный с ним знак. «Валить надо, валить как можно скорее, а не стоять у края дороги, дожидаясь бандитов, — понимал я». «Уходи сам, если эти сумасшедшие не чувствуют, что следует свалить, раствориться в ночи, въехать в темные улочки и замереть там. Уходи! Нет оружия отбиться, — беги! Брось их на хуй!» — сказал желудок.
Я не мог бросить их на хуй. Я боялся прослыть трусом. Автор книги «Русский поэт предпочитает больших негров» не имеет права выскочить из «фольксвагена», бросить им: «Пока!» и раствориться в ночи. Боязнь потерять социальный статус в данном случае одержала верх над биологическим инстинктом. Но именно потому, что я всегда следовал биологическому инстинкту, я и жив до сих пор, в то время как по меньшей мере целый взвод временных спутников различных этапов моей жизни давно сгнил на кладбищах мира. Shit!
На автостраде возник рыжий обмылок, и они замахали обмылку руками. Проскочив их, обмылок остановился, и, зажегши задние огни, сгазовал назад, на них. Из обмылка вышел музыкант Жаки, и они, неслышно для меня, но энергично жестикулируя, обсудили ситуацию.
— Мы решили ехать в «Балалайку», — сказала Давидов, когда они уселись в машину.
— Глупо, — пробормотал я.
— Глупо позволить им испортить нам вечер, Эдуард, — сказал Эжен.