— Видел, — ответствовал я.
Студии в этих домах уже стоят не менее пятисот долларов в месяц. Это безумие. И цены будут все более повышаться. Уже и из ее дома постепенно выселяются бедные люди, потому что хозяева повышают цены на квартиры, и постепенно бедняков изживут отсюда, как тараканов.
Я сказал, что пока, по-моему, их здесь более чем достаточно.
Даян пожаловалась, что в прошлую ночь уже в четыре часа на улицах стреляли. Я оживился, меня интересовало, убили ли кого-нибудь в результате. Оказалось, что нет, не убили.
Окна ливинг-рум у Даян выходили на пустыри и разрушенные дома. Однако в просвете между разрушенными домами виднелся еще краснокирпичный дом, где возились рабочие. Цивилизация, да, наступала. На окнах были решетки и железные ставни. Я с уважением покосился на ставни. Броня крепка…
Даян поймала мой взгляд и сказала:
— Я еще не перебралась сюда, только перевезла кровать, а они уже залезли в квартиру, выдавив стекло с балкона… Еще нечего было красть, а они уже… Суки! Я было расплакалась, села на вещи, которые привезла, и сижу рыдаю. Хотела забрать деньги, заплаченные лендлорду[13], и не переселяться, но сосед уговорил не делать этого. Его дверь напротив. Он работает в полиции.
— Какого хуя полицейский обитает тут, дарлинг? Мы платим им достаточные деньги, чтобы они жили в пригороде, в собственных уродливых и удобных домах, — сказал я, действительно удивленный странным полицейским-мазохистом.
— Он не полицейский, он работает в полиции… Кажется, клерком, — сказала Даян. — Он пригласил мастера из полиции, и тот поставил мне эти решетки и ставни, у него на окнах точно такие же. Теперь я выплачиваю ему каждый месяц определенную сумму за эту работу.
Я прошелся по квартире Даян, оглядывая ее. Декадентка Даян. На стене висел пластиковый рельеф, изображающий белое тело женщины, стоящей на коленях. Рельефный палец женщины углубился в ее рельефную щель. Мастурбировала. Какие-то колосья спелой ржи стояли в вазе. У самой двери, почему-то рядом с умывальником, возвышалась на ножках белая ванна. Образца 1940-какого-то года, по-моему. Едва ли не на львиных лапах. Может, не на львиных, но на лапах. Даян разукрасила свою ванну снаружи — зеленая русалка, похожая на девушку с Сент-Марк плейс, улыбаясь, выглядывала из воды. Только без кожаной куртки. Справа от входа была крошечная комнатушка с закрытым бамбуковой занавесью окном, где едва помещались кровать (матрац, лежащий прямо на полу) и старый комод с зеркалом. На комоде, среди всяких женских безделушек, валялись книги по искусству, одна из них — «Женщина в изобразительном искусстве» — сверху. Открытая настежь дверь в углу «спальни» открывала взору красивый новый туалет на возвышении. Как трон.