Он стоял на коленях на кровати спиной ко мне, навалившись волосатым торсом на извивающуюся под ним Минерву, и без труда, с утробным гоготом, предупреждая все ее попытки высвободиться из его медвежьих объятий. Длинные полусогнутые ноги полуобнаженной, в разодранном балахоне, девушки, раздвинутые под тяжестью тела насильника, упирались в матрас, голова билась об изголовье, из перекошенного ненавистью и отчаянием рта вырывалось шумное дыхание. Я толкнула дверь и вошла в комнату.
Минерва увидела меня первой. Глаза ее расширились в радостном изумлении. Дьюк удовлетворенно хрюкнул, истолковав, должно быть, ее реакцию в выгодном для себя свете. Он играл с жертвой, как хищный зверь с еще живой добычей, стремясь подавить в ней последние остатки воли к сопротивлению и от души наслаждаясь ее ужасом и беспомощностью, только распаляющими его гнусную похоть. Крепко ухватив гриву сальных волос, раскинувшихся поверх до черноты загорелой шеи и неестественно бледных по сравнению с ней плеч и спины Дьюка, я резким движением откинула его голову назад и приставила к виску ствол пистолета.
— Живо слезай с нее, мразь! — прошипела я ему прямо в ухо.
Вожделение в глубоко посаженных глазках старшего надсмотрщика сменилось животным страхом. Он попытался повернуть голову, но я тут же пресекла его поползновения:
— Не поворачивайся. Делай, как я сказала.
Щелканье взводимого курка заставило Дьюка снова дернуться. Он прохрипел что-то нечленораздельное, порываясь, надо думать, вступить в переговоры, но я не собиралась ни о чем с ним договариваться.
— Молчать!
Не стесняемая больше в движениях, Минерва гибким ужом выскользнула из-под все еще нависающего над нею тела, а Дьюк, видимо, счел этот момент подходящим, чтобы предпринять попытку к освобождению. Резко рванувшись в сторону, он потянулся за своей плетью, висевшей на спинке кровати. Еще мгновение, и она превратится в смертоносное оружие в его руках. Времени на раздумья не оставалось, и я без колебаний нажала на спуск.
Столько крови я еще никогда не видела и поспешно отвела глаза от бревенчатой стены, по которой медленно стекало на кровать и на пол содержимое черепа покойного мистера Дьюка. Едкий пороховой дым заполнял комнату, отзвуки выстрела эхом отдавались в моих ушах. Опустив пистолет, я растерянно оглянулась на Минерву. Я еще не успела свыкнуться с реальностью происходящего, и мне с трудом верилось, что все это дело моих рук.
— Я… я не хотела… — проговорила я, запинаясь. — Я… я никогда… никогда бы не смогла…
Я сказала неправду. Хотела. Смогла. И убила. Вышибла человеку мозги. Даже не человеку, а дьявольскому отродью, заслужившему стократ худшую казнь. Отчего же тогда я испытываю чувство вины и угрызения совести? Минерва, однако, отнюдь не разделяла моих сомнений. Она уже успела немного оправиться от потрясения и смотрела на меня с восхищением и благодарностью.