Прильнув к окуляру, Андрей обнаружил сетку с несколькими шкалами и множеством цифр.
– Полевой бинокль отдыхает – сказал Бандура. – В такой телескоп – только на Луну по ночам смотреть. Хотя, если придерживаться твоей теории про муляжи, через эту хрень Бонифацкий подглядывает в окна малосемейного общежития. Наблюдает, так сказать, ранние этапы перерастания малых семей в большие.
Армеец щелкнул каким-то тумблером. Бандура ахнул.
– Это ж прибор ночного видения. Оцени.
Они поменялись местами.
– Раза в три увеличивает, – согласился Армеец. Поскольку любоваться в прицел было особенно нечем, приятели, оставив в покое оптику, принялись изучать устройство пулеметов, сожалея, что нет инструкции, которая бы очень пригодилась. Но, поскольку наставления по стрельбе нигде видно не было, пришлось действовать по методу, который принято называть методом Тыка, распространенного у нас повсеместно. Вскоре Бандура в очередной раз убедился, что подобным способом хорошо получаются только дети, в полном соответствии со старым анекдотом про посетившего нашу страну японца, которому тут только одни они, дети и понравились, поскольку все прочее, что у нас делают руками… Естественно, японцу и в голову не могло прийти, что руки тут совершенно ни при чем. Если у нас их где и используют, то как раз в производстве детей.
Отдуваться главным образом пришлось Армейцу. Получалось на первых порах не ахти как. Лента не желала вставляться в приемник, Эдик взмок в бесплодных попытках. В конце концов, он выронил ее из коробки, и она звякнула громко, будто колокол.
– Спокойнее, – сказал Бандура, хоть и его прошиб пот. – Не вибрируй. Они все равно ни черта не услышат. Пока.
Из окон первого этажа теперь рвался Меладзе, с кавказским апломбом расхваливавший достоинства своей соленой изнутри тропикана-женщины с серьезными отклонениями психики, секс с которой, по словам певца, напоминал питье текилы. Или с которой имеет смысл трахаться только после того, как упьешься текилой, что гораздо больше соответствовало бы отечественным стандартам поведения. Убирая челку с покрытого испариной лба слегка дрожащей ладонью, Эдик почему-то вспомнил старую шутку насчет того, что некрасивых женщин не бывает, если водки от пуза. Хмельные головы боевиков, вероятно, посетили созвучные мысли, потому что они начали поминать нелестными словами Завика с Фашистом, грозившихся привезти и текилу местного разлива, и соленых тропикана-баб с набережной, да как назло где-то застряли. Поскольку синяки, которыми Завик в обед наградил Эдика, напоминали о себе ежеминутно, Армеец мысленно горячо пожелал Завику свернуть шею на ночной дороге. И, улыбнулся, представив, как бандит корчится на дне пропасти, вывалившись из искореженной и дымящейся машины.