Лицо горничной напряглось, но она естественно не подняла перчатку. Да это и не было перчаткой, по большому счету. Юля просто поставила ее на место, как предмет. А затем направилась к Бонифацкому и развернула его лицом к себе.
– Что делать? Тебе сказать, что делать, папик?! Я тебе, б-дь, скажу, что теперь делать! Пердеть и бегать, вот что делать, муфлон ты трахнутый. Теперь Леня нас обоих прикончит.
– Заткнись, – коротко бросил Бонифацкий.
– Что ты сказал?! – завизжала Юля. – Ты мне рот не затыкай, козел?! Ты – гребаная пустышка!
Боник почувствовал, как зачесалась ладонь. Говорят, будто это к деньгам, но он полагал, тут другое объяснение. Ему очень хотелось заехать ей в физиономию, хоть это, конечно, могло привести к самым негативным последствиям. В голове Бонифацкого даже сформировалась реалистичная и очень заманчивая картина: его пятерня врезается ей в скулу, Юлия летит через всю комнату с перекошенной рожей, пока не растягивается на полу, желательно за секунду до приземления разбив затылок о шкаф и прикусив язык. Правда, потом она, безусловно, могла черт знает что наплести Витрякову, превратиться из вероломной шлюхи в невинную жертву соблазнителя и шантажиста, но… но, сейчас это Бонифацкого не интересовало. Скорее всего, он бы дал ей, рано или поздно, затрещину, вопреки обыкновенной осторожности, если бы неожиданно с улицы не застучал пулемет. Даже не пулемет, а целая артиллерийская батарея. Боник никогда не слышал ничего подобного, у всех троих заложило уши, когда пули забарабанили по стене с такой силой, что Вацлав Збигневович, цепенея, решил: сейчас они будут внутри. Юлия, завизжав, отшатнулась, споткнулась, ударилась затылком об угол и сползла на пол, как растаявший студень. Как он и хотел, минутой назад. Тома превратилась в статую, хрупкую и уязвимую, будто фарфор. Как и сам Бонифацкий, который решил, что теперь знает об ощущениях таракана, забравшегося накануне концерта в барабан, не понаслышке. Он машинально вжал голову в плечи, как черепашка из аквариума в панцирь, при виде чужака, хоть этот маневр мог защитить его не больше, чем панцирь глупую черепаху. Затем под потолком лопнуло толстое непрозрачное стекло, закрывавшее амбразуру крохотного окна, проделанного строителями по прихоти самого Бонифацкого, что-то влетело внутрь помещения с такой силой и скоростью, которые означают только одно – смерть. Пробило стену в коридор и покинуло комнату, оставив после себя дыру, которую можно, расстаравшись, пробурить при помощи перфоратора. Потрудившись час – другой. Боник, которому давно было пора растянуться на полу, продолжал стоять посреди комнаты на деревянных ногах-ходулях, обалдело глядя на Тому. Горничная держалась за лицо, между пальцев капала кровь, густая и темная, словно прокисший томатный сок. Затем обстрел их стены прекратился, хоть пулемет продолжал греметь на всю округу. Просто невидимый садовник, поливавший двор свинцовыми струями, повел шлангом дальше, наверное, чтобы обработать другие кусты. Боник и Тамара остались стоять, как вкопанные, только руки Боника безвольно висели, Тома прижимала обе ладони к голове.